Девочка с Севера - Лия Геннадьевна Солёнова
Дочь Петра Михайловича, Саша, училась в педагогическом институте на математическом факультете. После его окончания какое-то время работала в школе, а потом всю свою жизнь посвятила делу отца. Работала в институте художественного воспитания детей и подростков. Защитила кандидатскую диссертацию в этом институте, там же заведовала лабораторией. Она продолжает служить ему и по сей день, пропагандируя его методологию и переиздавая труды Петра Михайловича.
Пётр Михайлович утверждал вслед за Станиславским, что, если актёр талантлив от природы, ему никакая система не нужна. Она нужна актёрам средней одарённости, каковых большинство. Чтобы помочь им овладеть актёрским мастерством, он создал, как он сам называл, технологию актёрского искусства. Он разложил поведение человека на отдельные действия, для которых характерны своя физика тела и интонации: например, для объяснения, приказания, подбадривания, упрёка, предупреждения и пр. По словам Ершова, такие упражнения для актёра – как ноты для пианиста, из них складываются гаммы. Играя их, пианист тренирует руки, а актёр – свою психофизику. При этом между партнёрами могут быть равные отношения или неравные: со стороны одного – превосходство, а со стороны другого – подчинение. Он называл эти отношения пристройками. Возможно, это термин Станиславского. Соответственно, пристройки могут быть наравне, сверху и снизу. Они тоже выражаются языком тела и интонациями. При этом возможны, как в жизни и бывает, различные сочетания пристроек и действий. Безусловно, что под эти упражнения надо было подкладывать психологический и смысловой контекст. Сам Пётр Михайлович блестяще иллюстрировал упражнения. Одновременно естественно и выразительно. В молодости он был актёром, думаю, хорошим актёром. Он учил, что взаимоотношения партнёров на сцене всегда носят характер конфликта, т. е. столкновения интересов, когда каждый персонаж добивается своей цели. Активная борьба партнёров за выполнение своей задачи (естественно, в предлагаемых обстоятельствах) и составляет основу театрального действия, за которым публике интересно наблюдать. Отсутствие такового он называл болотом. Одновременно с этим были упражнения на развитие внимания, мышечное расслабление. Я описываю его методику коротко и примитивно. У Ершова на эту тему написаны книги: «Технология актёрского искусства», «Режиссура как практическая психология (Взаимодействие людей в жизни и на сцене)», «Темперамент. Характер. Личность» (в соавторстве с П.В. Симоновым), «Происхождение духовности» (в соавторстве с П.В. Симоновым и Ю.П. Вяземским), «Потребности человека». Думаю, эти книги интересны не только людям из театрального мира, но и всем тем, кого интересует психология и поведение людей. Секреты театрального искусства, оказывается, вполне применимы в обыденной жизни. (Павел Васильевич Симонов был известным психофизиологом, академиком, его сын Юрий Павлович Вяземский – профессор Московского государственного института международных отношений, дочь – известная актриса Евгения Симонова).
Вместе с тем, как бы ни хороша была теория, в реальности органично выполнение упражнений получалось у людей, наделённых актёрскими способностями. А у тех, кто ими не обладал, они выглядели неестественно. Кроме того, Пётр Михайлович требовал строгого следования жёстким рамкам упражнений, что иногда доходило до абсурда. Бывало, трудно мгновенно подложить под упражнение оправдывающую его психологическую основу, т. к. часто Ершов менял партитуру упражнения по ходу его выполнения. Он был настолько увлечён своей теорией, что, казалось, не замечал этого.
Пётр Михайлович, без сомнения, был человеком неординарным. Прежде всего это был широко и фундаментально образованный человек из той когорты образованных русских интеллигентов, каких в наше время уже не встретишь. Стоит почитать его книги, чтобы убедиться в этом. У него была обширная библиотека. Любил и хорошо знал русскую поэзию, особенно поэзию Серебряного века. Сохранились магнитофонные записи, где он читает стихи Гумилёва, Ахматовой, Пастернака, сделанные, когда он был уже в пожилом возрасте. До глубокой старости работал над собой, шлифовал мастерство. Безусловно, это был творческий, оригинально мыслящий человек. Творчество, умственная деятельность составляли смысл его жизни. Я не помню его праздным, свободным от постоянно шедшего в нём творческого процесса. При этом был совершенно бескомпромиссен в своих театральных воззрениях. Тут уж он ни пяди не уступал! Те, кто их не разделял, становились его врагами. Их он успешно создавал. Думается, что Пётр Михайлович достиг бы большего в своей педагогической и режиссёрской карьере, если бы обладал хоть малой долей дипломатичности и житейской гибкости. Студийцам не раз приходилось наблюдать, когда в разговоре с каким-нибудь начальством, от которого зависела судьба студии, он портил всё дело. Если начальство выдвигало какие-то контраргументы, шедшие вразрез с мнением Ершова, у того становился скучающий вид, глаза начинали блуждать по стенам и потолку. Студийцы, присутствующие при разговоре, внутренне сжимались, зная: сейчас будет взрыв! И Ершов взрывался такой гневной и ядовитой тирадой в адрес оппонентов, что ни о каком положительном для студии решении не могло быть и речи.
Студийцы уважали Петра Михайловича и побаивались. Он был очень строг! Более того, был жёстким человеком. Будучи всецело предан своему делу, Ершов такой же самоотдачи ждал и от студийцев. Студия для него была своего рода лабораторией, где он на практике применял свои теоретические разработки в области театрального искусства. Занятия были интересными и полезными. Признаюсь, их практическую пользу для понимания поведения людей в тех или иных ситуациях я осознала много позже.
Я пришла в студию уже на третьем году её существования. Никакого экзамена на предмет оценки моих актёрских способностей не устраивали. Он состоялся несколько месяцев спустя после моего прихода, а определили меня в осветители. Моим непосредственным шефом был Боря Ефимов – студент Московского автодорожного института. Он отвечал за световое оформление спектакля. Боря, или Боб, как его звали студийцы, был необычайно организованным и ответственным человеком. Аккуратист и педант. Я никогда не видела у него смятого носового платка. Когда он вынимал его из кармана, платок имел вид только что вышедшего из-под утюга. Удивительно, как он в кармане не сминался? Во всём у Боба был порядок. Его дежурной фразой была: «Ну как? Порядочек?»
Лия, 1962 год
Профессиональный и возрастной состав студийцев был очень пёстрым. Как я уже говорила, Николай Никифорович, приведший меня в студию, был научным сотрудником института художественного воспитания детей и подростков, кандидатом наук. Ему было за сорок. В студии его звали Никником или чаще – Никычем. У него была удивительно правильная русская речь. Он был специалистом в этой области. Одно время занимался речью с
