Девочка с Севера - Лия Геннадьевна Солёнова
Матрёна в незапамятные времена приехала в Москву из деревни. Город её не изменил – так и осталась невежественной бабой, да к тому же с дурным характером. Когда-то у неё был муж и трое детей. Все умерли. Дети умерли в младенчестве, она их не помнила. Из-за глаукомы Мотя видела только контуры предметов. На ногах у неё были трофические язвы, которые она смазывала мазью Вишневского – как известно, сильно воняющей рыбьим жиром и ксероформом. Передвигалась Мотя не очень уверенно, держась за стенку, на улицу не выходила. В соседнем доме жила какая-то родственница, часто её навещавшая. Дородная женщина годов сорока пяти. Инвалид. Она примерно с перерывом в три месяца заболевала. Болезнь её заключалась в том, что, не употребив ни капли спиртного, она имела вид сильно пьяного человека. У неё заплетался язык, становилась замедленной и несвязанной речь, появлялись неустойчивая пьяная походка и нескоординированные движения. Её клали в психиатрическую больницу им. П.П. Кащенко, откуда через месяц она выходила твёрдой походкой и со связной речью.
Вот в такую «Воронью Слободку» меня занесла судьба! Между соседями скандалов не бывало, но и дружбы тоже. Мирное сосуществование. Ко мне жильцы квартиры относились или нейтрально, или доброжелательно. Старуха Блюдёнова не в счет – она всех ненавидела. Мои неприятности начались с момента, когда у соседки Пани поселился племянник, выпущенный из мест заключения. Молодой парнишка, маленького роста, как говорится, метр с кепкой, плюгавенький с ухватками, ужимками и разговором бывалого блатного. Из-за щуплости трудно было определить его возраст – наверно, лет двадцать с небольшим. Он сразу положил на меня глаз и приступил к конкретным действиям. Вечерами встречал на улице, когда я поздно возвращалась домой, или пытался облапить в квартирном коридоре. Я отбивалась, давая понять и словами, и действиями, чтобы отвалил по-хорошему. Он объявил мне, что всё равно я от него никуда не денусь. Я его не очень-то боялась, но жизнь он мне отравлял. На счастье, продолжалось это недолго. По всей видимости, работать он не собирался, а занялся своим привычным делом – гоп-стопом. Угрожая ножичком, пытался грабить прохожих. За этим занятием его прихватила милиция, и он отправился туда, откуда недавно явился.
Однако для меня неприятности, связанные с соседкой Паней, на этом не закончились. После отбытия племянника за решётку она решила устроить свою личную жизнь. Каким образом? Да просто: сдала угол в комнате мужчине. Отвратительному типу лет за сорок, плешивому, с прилизанными жирными, редкими пегими волосами на маленькой головке, маленькими глазками, пузатому, сальному. У него на лбу было написано крупными буквами: «ПРОХОДИМЕЦ!» Надо сказать, что никто из жильцов по квартире не ходил полуодетым, а этот всегда выползал из комнаты в майке и пижамных штанах. Видимо, считая себя неотразимым, встретив в коридоре, гаденько ухмыляясь, шёл на меня как танк, стараясь своим жирным животом придавить меня к стене. В статусе съёмщика угла он пробыл недолго. Не прошло и месяца, как он стал законным мужем с постоянной пропиской на жилплощади Пани. Мне, девчонке, трудно было понять: от какой такой женской безысходности можно было польститься на него?! Не помню, где он работал и работал ли вообще, но только он днём часто бывал дома и, как отследила Акилина, стал водить дамочек. Жена в это время была на работе. Как он ни крался, бдительную Акилину невозможно было обмануть. В очередной раз, когда он прокрался с кралей, она была начеку. Дамочка после «трудов праведных» решила освежиться в душе. Когда она вышла из ванной комнаты, её встретили три бабки: Матрёна, Акилина и Блюдёнова, ради благого дела присоединившаяся к коллективу. Бабки были вооружены вениками, которыми от души и отхлестали мадам по помытому телу. Говорят, она визжала как поросёнок, которого режут. Вечером обо всём было доложено Пане. С мужем она развелась. Большую 20-метровую комнату пришлось разменять. Так что этот проходимец ещё и жилплощадь получил! Все события со скоропалительным замужеством, таким же разводом и разменом комнаты уложились в срок, занявший меньше трёх месяцев.
В бывшую Панину комнату вселились молодожёны, уже далеко не юные. Обоим было за тридцать, и у обоих это был второй брак. Оба имели какие-то рабочие профессии. Муж был довольно весёлым, разбитным и любил выпить. Она – аккуратистка, работящая, была разговорчивой и простой в общении. Её первый муж умер. Как-то я вместе с ней была на кухне, на минутку заглянул её муж, незатейливо пошутил. Я заметила:
– Весёлый!
– Да, весёлый… Мой покойный муж был непьющим, неразговорчивым. Руки золотые. Всё мог смастерить, починить, но всё молча. Я на него, бывало, сердилась – молчит и молчит! Теперь, если бы мне сказали, что там, под мёрзлой землёй, он живой, да я бы побежала, поползла бы! И голыми руками бы его отрыла!
И даже показала, как она скребла бы мёрзлую землю. Добавила с горечью:
– Не знала, дура, какая была счастливая!
Но жизнь брала своё. С новым мужем через два года у них родилась девочка.
Сын Акилины часто закладывал за воротник. Возвращение его с работы в день получки она и невестка ждали с нескрываемой тревогой: каким придёт? Чаще всего приходил нетрезвым. Однажды, получив зарплату, как обычно, зашёл в какую-то забегаловку. Там рядом с ним нарисовались два собутыльника. Все выпили. Он угощал. Моментально подружились. Они проводили его до дому, в подъезде хорошенько отметелили и обобрали до нитки. Какое-то время этот урок держал его в трезвости.
Заметным событием в квартирной жизни стало посещение сыном Акилины и её невесткой ипподрома. В одно из воскресений они рано утром куда-то смотались. Вернулись шумные, весёлые, с бутылкой портвейна и тортом. Рассказали, что ездили на бега. И по неписаному закону – «новичкам везет» – выиграли шестьдесят рублей. Зарплата невестки за месяц!
– Теперь будем ездить каждое воскресенье! – объявили они. Но на этом их везение и закончилось. В следующий раз выиграли рублей пятнадцать, а потом или вовсе ничего, или проиграли. Раж сошёл на нет. Но меня они уговорили тоже съездить на ипподром с тем же побудительным стимулом – новичкам
