Маршалы Наполеона. Исторические портреты - Рональд Фредерик Делдерфилд
Результаты атаки были катастрофическими. К концу дня французы потеряли 5 тысяч рядовых и 250 офицеров убитыми, ранеными и взятыми в плен. Англичане продолжали свой отход в сторону Лиссабона, французы следовали за ними по пятам. Массена категорически отказался прекратить наступление и увести армию в Испанию. Ней, только что настаивавший на гибельной атаке, теперь начал протестовать, заявив, что нападение на такую сильную крепость было бы проявлением величайшей глупости. В ответ Массена не произнес ни слова. Спровоцировать его было нелегко.
Конница, пехота и артиллерия обеих армий двигались в сторону Лиссабона. В Коимбре Массена организовал госпитали, и те из раненых, кто пережил марш от Бузако, были оставлены там под охраной; остальная армия продолжала упорно преследовать англичан. В первую неделю октября, как раз с началом дождей, французы догнали их под самым Лиссабоном, который, как предполагалось, не был укреплен с той его стороны, которая была обращена к материку. Именно здесь рухнула репутация победителя под Цюрихом и Генуей, полководца, имя которого вся Европа почитала как мастера полевой стратегии и упорной обороны.
Все подходы к Лиссабону были блокированы гигантской цепочкой очень умно подготовленных оборонительных сооружений, столь мощных и так хорошо вписанных в местность и перед холмами и между ними, что любая попытка атаковать их, очевидно, была бы гибельной для нападающей стороны. Английские инженеры и португальские гражданские специалисты, казалось, много лет трудились здесь, как кроты, превращая небольшие естественные препятствия в маленькие форты и соединяя их в каждом подходящем для этого месте бастионами, траншеями, подземными галереями или защищая их искусственными осыпями. Укрепления Торрес-Ведраса были неуязвимы.
Сидя на лошади, Массена внимательно изучал эту чудовищную, напоминающую лабиринт систему укреплений. Его штабу было придано несколько португальских офицеров, и Массена послал за ними. «Вы знали об этом?» — спросил он их спокойно. Нет, отвечали они, они не знали об этом, никто об этом не знал, и год назад ничего такого здесь не было. По мнению португальцев, чтобы воздвигнуть такие изумительные укрепления, англичане должны были немало потрудиться.
«Да, они немало потрудились, — мрачно заметил Массена, — но Веллингтон не может воздвигать горы!»
Затем он осмотрел укрепления с более близкого расстояния и удивился еще больше. Каждый возможный проход был защищен или баррикадами, построенными из столетних дубов, или сорокафутовыми стенами, сложенными из поставленных друг на друга гигантских каменных глыб. Укрепления ощетинивались пятью сотнями пушек, размещение которых позволяло вести перекрестный огонь по наступающим.
В течение шести недель обстоятельный маршал выискивал хоть какую-нибудь лазейку, через которую можно было бы пробиться в город. Его солдаты в это время страдали от голода, а лошади гибли из-за нехватки фуража. Потом, совершенно отчаявшись, он отошел от города и направился к Сантарему, городу, стоящему на реке Тахо. О крепостях и укреплениях он знал достаточно много, чтобы понимать, сколько солдат ему нужно, чтобы взять Торрес-Ведрас штурмом. Он также знал, что столько под его командованием не находится и не будет находиться, если даже подойдут подкрепления из Андалусии или со всей Испании. Ней это тоже знал, как это знали все солдаты французской армии, пришедшие сюда из Саламанки, чтобы сбросить англичан в море. Теперь стало ясно, что сбросить их в море не удастся, а самое большое, чего можно достигнуть, — это совершить спасающий лицо французов маневр, сделав вид, что блокада продолжается.
Истощенная армия пробиралась через разоренную страну по внешнему краю кольца, центром которого был Лиссабон. Перед ней были десятки и десятки укрепленных пунктов. К западу от нее катились волны необъятного океана, усеянного английскими кораблями, подвозившими в Лиссабон припасы. На юге текли воды широкого Тахо, патрулируемого английскими канонерками, а за ним лежала пустынная, страшная страна, в которой нельзя было отыскать ни населения, ни продовольствия, ни фуража. Это был конец военной карьеры Массена.
Все это время Сульт обещал Массена прийти ему на помощь, но так и не пришел. Ней делался все более и более неуправляемым, и его презрение к Массена стало просто патологическим. Он даже пытался уговорить некоего генерала, пришедшего с подкреплениями из Испании, не передавать эти батальоны в распоряжение главнокомандующего, чтобы не подвергать Массена искушению перейти в наступление. Лошади гибли от недостатка фуража, а людей изнуряли явно недостаточные рационы. Похожие от голода на вороньи пугала французские часовые обменивались через брустверы новостями и солеными шуточками с дюжими красномундирниками, объедавшимися говядиной, хлебом, свининой, опивавшимися пивом, ежедневно доставляемыми английскими транспортами в лиссабонскую гавань. Сведения о том, что происходит в Париже, Массена получал из английских газет, перебрасываемых через брустверы дружески настроенными английскими пехотинцами.
День ото дня, неделя за неделей мораль французской армии продолжала падать, поглощаемая нехваткой пищи, отсутствием новостей из дома, нехваткой обмундирования и, прежде всего, отсутствием надежды. Хотя английские укрепления в основном представляли собой наспех вырытые траншеи, французы чувствовали себя слишком слабыми, чтобы их атаковать. К февралю 1811 года полководец, который так прекрасно держался в Генуе, борясь с немыслимыми трудностями, понял, что проиграл. Спокойно, без суеты он отдал приказ к отступлению, и 3 марта его армия начала долгий марш в Испанию.
И тут мрачный, трудно предсказуемый Ней нашел в себе силы собраться и снова стать солдатом. Раньше на всем протяжении похода в Португалию и длительной, бесперспективной осады Торрес-Ведраса он только и делал, что выискивал ошибки и критиковал действия своего командира. Иногда его поведение граничило с попытками мятежа и должно было крайне раздражать терпимого Массена. Поставленный же перед задачей прикрывать отступление, Ней проявил свои лучшие полководческие дарования. Каждое утро Веллингтон обнаруживал перед собой готовый к бою и решительный арьергард, а каждый вечер — французский лагерь, откуда Нея надо было еще и еще раз выдавливать фланговыми маневрами.
Джонни Кинкейд, английский стрелок, служивший в Легкой дивизии, двигавшейся в авангарде преследователей, за время длительного, мучительного и подчас кровопролитного отступления французов научился относиться к французскому солдату с большим уважением. Солдаты императора никогда не выглядели изнуренными, измученными. Во главе с ехавшим впереди Неем они превосходно ориентировались в ситуации, проявляли достаточную агрессивность и всегда были готовы использовать любую оплошность противника. Для Нея это была репетиция его tour de force[25] в русском походе. Если Легкая дивизия продвигалась слишком быстро, французы разворачивались и нападали
