Вечный ковер жизни. Семейная хроника - Дмитрий Адамович Олсуфьев
Большевики знают, что имя князей Долгоруких особенно грозно звучит для европейцев; они знали и то, что именно князь Павел Долгоруков — лицо не только всей образованной России известное, но достаточно известное и в европейских политических кругах.
От многих русских я слышу, преимущественно от людей того мировоззрения, которое я позволю себе определить как шкурно-обывательское: «Зачем Долгоруков поехал в Россию? Какая глупость! Сам виноват в своей гибели!». Но истинные патриоты не так должны смотреть на его поступок: Павел Долгоруков славно и героически закончил свою политическую карьеру.
Я, как к многие политические противники его прежней дореволюционной деятельности признаю за покойным многие политические грехи и ошибки[169], но все они с избытком искуплены его самоотверженною с самого начала большевизма борьбою с сим последним, и в особенности — его героическим концом, которого он не мог не предвидеть, решившись во второй раз на разведочную поездку в Совдепию[170]. Ту жертву своей жизнью, на которую сознательно пошел злодейски убиенный князь Павел Долгорукий, мы все должны ценить как жертву величайшей любви к родине, жертву, которую я лично, да я уверен и многие ощущают как упрек нашей собственной бездеятельности и отсутствие гражданского мужества. Без самопожертвования ничего великого в мире не достигается. Чтобы Линдберг со славою перелетел через океан, надобно было десяткам летчиков, его предшественников, погибнуть в неизвестности.
Но историческая судьба побаловала князя Павла Дмитриевича в его смерти: кровь его и его 19 сотоварищей не пролилась понапрасну, она сверкнула на весь мир, как яркий луч, осветивший до самых глубин всю страшную тьму большевицкого варварства.
Сородичи князя Павла, потомки знаменитого патриота князя Якова Долгорукова[171], который доказал, что Царю можно служить и будучи в оппозиции (это было сказано про Ганнибала), должны быть довольны ролью двух представителей своего рода в великой борьбе с дьявольским наваждением большевизма: представитель правого лагеря русской родовой общественной аристократии генерал свиты Государя князь Василий Александрович Долгоруков погиб на посту своей службы вместе с самим Царем в Екатеринбурге. А князь Павел Дмитриевич представитель левого, но лояльно-оппозиционного лагеря русской общественности сознательно положил душу свою в той же великой борьбе со злом в мрачных подвалах московского ГПУ. Память о них не сотрется со страниц русской истории.
Мои первые мимолетные встречи с Павлом Долгоруковым относятся еще к нашим гимназическим годам в Москве. Он был на три с половиною года моложе меня. Мы с братом в 1879–1880 годах были в седьмом классе Поливановской гимназии, изредка навещали семью наших двоюродных братьев Васильчиковых, которая тогда временно проживала в Москве еще до назначения отца их князя А.А. Васильчикова директором Эрмитажа. Так вот у Васильчиковых на Пречистенке мы как-то встретились с двумя круглыми и крупными толстяка-ми-мальчиками лет 14-ти. Они были близнецы и похожи друг на друга как две капли воды. Через четверть века в эпоху первой нашей революции эти два мальчика превратились в известных на всю Россию кадетов Петрика и Павла Долгоруковых.
Шум и «скандал» в большом свете и даже при дворе, связанный в ту пору с их именами, памятен еще слишком многим, чтобы на нем останавливаться.
Князь Петр преимущественно работал в провинции, в Суджанском земстве той самой Курской губернии, которая единовременно выставила в Думу таких политических аптиподов, как князя Петра от аристократии и Н.Е. Маркова 2-го от среднего дворянства[172]. А князь Павел к этому времени уже стал лидером могущественной в то время политической партии. Стал «лидером ohne Worte [нем.: бессловесно]», как острили тогда (среди московского дворянства), ибо кн. Павел меньше всего был рожден оратором. Кроме того, у него всегда чувствовался недостаток произношения, который в общежитии называется «кашей во рту», но и ум его не отличался яркой чеканкой мысли и вся речь его, с внешней стороны довольно плавная и текучая, всегда отличалась какой-то мутностью и неудобопонятностью.
В последнее царствование у нас на гражданском поприще делались карьеры по двум линиям: по линии бюрократической и по линии общественной. Россией управляли чиновники и так называемые общественные деятели. Последние, естественно, тоже делились на правых, средних и левых.
Павел Долгоруков начал свою гражданскую деятельность по средней линии общественности: он был долгие годы уездным предводителем Рузского уезда, Московской губернии, камергером и даже членом консервативного Императорского яхт-клуба{27}. Но в 1905 году он был уже увлечен радикальной кадетской партией и быстро пошел в гору по оппозиции, где как-то скоро создалась для него головокружительная карьера: одно время в радикальных кругах его имя почти всерьез называлось как претендента на российский престол.
Было от чего закружиться голове, и мне представляется, что политические ошибки и грехи князя Павла в начале его общественной деятельности были связаны с некоторым туманом честолюбивого головокружения. Лукавая, честолюбивая кадетская партия умела уловлять своих избранников и, владея печатью, создавать им в награду блестящий и шумный триумф. Кроме Долгорукова вспомним карьеру Муромцева, Головина, князя Георгия Львова[173] и других. Но всякая слава и успех имеют в своем венце и тернии: круг общества, к которому Долгоруков принадлежал по рождению и по воспитанию, резко с ним порвал — Долгоруков был лишен придворного звания, исключен из Яхт-клуба, отстранен дворянством от службы по выборам.
Бойкот от близких людей нелегко переносится и причиняет много страданий. Такой бойкот изредка ожесточает человека, даже надмевает его, но в то же время вырабатывает характер и мужество в гонимом. В годы беженства, примиренный уже со своими правыми товарищами по общественной деятельности, Долгоруков как-то мне высказался, как ему тяжело было, когда в прежние годы его прежние друзья, избегая встреч с ним, переходили на другую сторону улицы...
Та ветвь Долгоруковых, к которой принадлежала семья Павла Дмитриевича, была из самых богатых и знатных. Князь Павел гордился, что он прямой потомок князя Долгорукова-Крымского, получившего эту прибавку к своему имени при Императрице Екатерине (впоследствии генерал-губернатор Москвы).
Современный нам московский генерал-губернатор князь Владимир Андреевич, по жене своей тоже Долгоруковой, приходился двоюродным дядей Павлу Дмитриевичу. На приемах у князя Владимира Андреевича, уже вдовца, за хозяйку дома часто бывала родная тетка молодых Долгоруковых Мария Николаевна Мансурова, рожденная Долгорукова, двоюродная сестра покойной жены генерал-губернатора.
Мать их была урожденная гр. Орлова-Давыдова. Эти Долгоруковы были очень богаты и имели великолепный дом-особняк с обширным садом близ прежнего Колымажного двора, а ныне музея Александра III в Москве.
Молодые Долгоруковы (их было три брата — старший кн. Николай и два близнеца младших Павел и Петр) принадлежали к тому поколению
