Овидий Горчаков - Вызываем огонь на себя

— Люди добрые! — заголосила тетя Варя. — Да что же это делается?! У меня на огороде тоже мина валяется!…

За несколько минут до взрыва у дома Сенчилиных она увидела в руках у своего Толика мину-магнитку.

— Мама! — сказал Толик, не понимая, почему его мать так вдруг побледнела. — Видишь, какая красивая коробочка! Я ее с Эдиком нашел. Знаешь, в ней магнит! Вот пообедаем, и дедушка достанет мне магнит. И у Эдика такая же!

Тетя Варя схватила мину, выбежала что было духу на огород и швырнула мину подальше. И в эту секунду она услышала взрыв у домика Сенчилиных…

Немцы и полицейские, услышав о мине на огороде Киршиной, тут же гурьбой, обгоняемые мотоциклистами, кинулись к ней.

Как только немцы выбежали из дома, Анна Афанасьевна, Люсина мама, метнулась в сени, вытащила три мины из мешка с мукой и, бегом перебежав через двор, утопила их в выгребной яме. Этот мешок с мукой немцы и полицаи, делая обыск, несколько раз переставляли с места на место. И они, конечно, нашли бы мины, если бы не молниеносная сообразительность тети Вари.

И тут же у Сенчилиных появилась новая группа взбудораженных немцев вместе с обер-бургомистром Малаховским. К домику Сенчилиных подкатил сам СС-гауптштурмфюрер Вернер.

— Сию минуту арестовать семьи Сенчилиных и Киршиных! — приказал он своим контрразведчикам из СД и полицейским.

Тетю Варю арестовал начальник сещинской полиции верзила Коржиков.

— Скажите, господин полицмейстер, — спросила дрожащим голосом Киршина, одевая детей, — как ребят одевать — потеплей?

— Там вам и голышом жарко будет. Живо!

Начались допросы. Вернер и Геллер быстро разобрались, что Сенчилины и Киршины ничего не знают о взорвавшейся мине и о мине, найденной на огороде Киршиных. Три часа допрашивали они главного свидетеля — шестилетнего Толика Киршина. Толик рассказал, что Эдик и он нашли эти две «черные коробки» в рельсах, сваленных у железнодорожной насыпи. Он говорил правду. Так оно и было. Эсэсовцы нашли еще три мины под этими рельсами. Вернер отпустил арестованных, обязав их никуда не выезжать из Сещи. У насыпи, где были найдены мины, он около двух недель держал круглосуточную засаду, но никто так и не пришел за спрятанными в рельсах магнитными минами.

— Мама! Бабушка! Спасите братика! — плача умоляла, истекая кровью, израненная Эмма.

Немецкие врачи четырех сещинских лазаретов отказались сделать Эдику переливание крови и оперировать его. Один немец-врач предложил свою кровь для переливания, но главный врач прикрикнул на него:

— Кровь нужна нам для наших раненых! Кроме того, ваша кровь — немецкая кровь!…

Когда тетя Варя пришла вновь к Сенчилиным, Эдик лежал на кровати с восковым лицом. Люся и Эмма плакали, а у Анны Афанасьевны был такой вид, что тетя Варя сразу все поняла. Анна Афанасьевна подошла к разрыдавшейся сестре и схватила ее за руку.

— Молчи! — прошептала она неожиданно твердо. — Не надо, не плачь. Слезами горю не поможешь. Эмму бы спасти…

Аня Морозова провела расследование этого трагического взрыва. Один из посланных к ней партизанских связных в минуту опасности, подобно летчику, вынужденно сбрасывающему бомбы, отделался от мин, сунув их под рельсы. Так пятилетний Эдик Сенчилин стал нечаянной жертвой в такой минной войне. Так еще раз оказалась на краю гибели вся подпольная организация Сещи…

Сидя в своем кабинете, СС-гауптштурмфюрер Вернер предавался, нервно куря, мрачным размышлениям. Он давно догадывался, что на авиабазе действует подпольная диверсионная организация, но все его попытки раскрыть ее — слежка, вербовка информаторов, почти ежедневные и еженощные обыски в поселке, частые аресты по малейшему подозрению — ни к чему не приводили. Долгое время он поддерживал версию, по которой ответственность за таинственные взрывы ложилась на авиазаводы. Комиссия из Смоленска уже подписала такой акт. Взрывы вагонов с авиамоторами можно было свалить на партизан, заложивших мины где-то вне Сещи по пути следования вагонов, но последние взрывы мин в самолетах и в поселке бросали тень на его, Вернера, работу. Он не мог скрыть от начальства СД факты саботажа на базе, и это отрицательно сказывалось на его карьере. Дюда? Ха! Не видать этому ослу генеральских лампасов, как своих заросших седым мохом ушей! Арвайлер и доктор Фишер давно стали майорами. Грюневальд — полковником, а он, офицер СС, оставался чуть не два года в прежнем звании и только благодаря берлинским связям выклянчил звание капитана СС, удержался на месте. А вот дубровский комендант, хотя он и арестовал сотню злоумышленников, угодил в штрафной батальон. И его, Вернера, могут в два счета отправить на фронт, в танковый корпус СС, в танковую дивизию «Адольф Гитлер», «Дас Райх» или «Мертвая голова», которые с начала Курской битвы понесли страшные потери… В марте ему удалось свалить весь саботаж на базе на разоблаченную и ликвидированную «террористическую группу Поварова», но теперь, когда магнитные мины стали в Сеще игрушками в руках детей, над всей карьерой Вернера нависла угроза.

Или крушение карьеры и отправка на фронт, или разоблачение диверсантов, действующих на базе. Победа или смерть — третьего не дано. Вернер с силой нажал кнопку звонка, вызвал адъютанта, рявкнул:

— Соберите офицеров СД, ГФП и полиции па совещание в восемнадцать ноль-ноль!

Холодная испарина выступила у него на лбу. Он в изнеможении откинулся в кресле. Проклятый аэродром! Проклятая авиабаза! Сколько было предпринято грандиозных карательных экспедиций, сколько прочесов всех населенных пунктов в «мертвой зоне», сколько обысков и арестов, сколько отправлено подозрительных в Рославль и Смоленск, сколько тысяч расстреляно и повешено русских в Сеще, в трех волостях базы и на всем пути от Сещи до лесов! А мины рвутся на улицах поселка! Все зря, все напрасно! И густая сеть информаторов во всех деревнях, и шпионы, засланные к партизанам и подпольщикам, и агенты, завербованные среди рабочих всех рот на авиабазе, во всех подразделениях инженеров и техников и даже в эскадрильях. Всё зря. Он, Вернер, всегда был прав — всех, всех славян, всех иностранцев надо физически уничтожать! Кусая губы, Вернер стал припоминать асов, сбитых партизанскими минами: обер-лейтенант Вутка и капитан Шмидт, кавалеры Рыцарского креста из полка любимца фюрера, первейшего аса люфтваффе Ганса-Ульриха Руделя, командир эскадры подполковник Вальтер Левес-Лицман, внук прославленного генерала Лицмана, в честь которого фюрер переименовал город Лодзь в Лицманштадт. Нет, Геринг не простит ему, Вернеру, такие потери…

Вернер давно уже боялся за свою собственную жизнь. Мины мерещились ему всюду — в кабинете, на квартире, в бомбоубежище. Уж скорее бы русские взяли обратно этот треклятый, околдованный аэродром! Тогда и концы в воду…