Евреи в России: XIX век - Генрих Борисович Слиозберг
В ящике, оставленном отцом в последний его приезд, я нашел книги, удивившие меня своею внешностью: все они были малого формата, большею частью в 1/8 долю листа, страницы в них обозначались не еврейскими буквами, а арабскими или римскими цифрами и пестрели при этом необычными в еврейской письменности знаками (знаки препинания). Вообще от них веяло новизною. Мама мне говорила, что книг этих отец не поставил в книжный шкаф потому, что в Копыле они могут казаться подозрительными, но что, по его мнению, они будут мне полезны со временем, когда я усовершенствуюсь в знании Талмуда. Это еще более усилило мое любопытство, и я не замедлил познакомиться с ними. Это были полные комплекты сборников «Меасеф», «Бикурей Гоитим», «Керем Хемед» и «Пирхе Цофон», «Теудо Беисроэль» И.Б. Левинзона, сочинения M.A. Гинцбурга «Об открытии Америки» («
»), «Французы в России» (« »), «Французская революция» (« »), сборник переводных статей (« ») и проч.; стихотворения А.Б. Лебенсона, Эйхенбаума и Вербеля, сочинения К. Шульмана — описание Палестины, Эйхеля — биография Мендельсона, Слонимского — сведения из астрономии (« ») и Леона-де-Модена — «Ари Ногом», против каббалы[80].Новая моя библиотека, составлявшая, впрочем, добрую половину того, что вообще дала новоеврейская литература со времени Мендельсона, как видно из приведенного ее списка, не вся подходила для детей моего возраста, но, благодаря моему знакомству с Библиею и раввинскою письменностью, она была мне доступна. Это была смесь различных родов литературы, не дававшая ничего систематического, цельного, законченного. В сборниках рядом со стихотворениями фигурировали статьи о физических явлениях; юмористические рассказы талантливого Эртера чередовались с толкованием трудных мест из Библии или агады. Книги все были как бы случайного происхождения; у авторов той эпохи не было планомерности. Каждый давал что мог, переводил все, что попадалось ему под руку, так что приходилось читать о Французской революции или о войне 1812 года, не имея понятия о всеобщей истории и географии, читать по астрономии без основных сведений из математики и т. п. Тем не менее книги эти в совокупности оказали в свое время огромное влияние. Мало того, при всей их разрозненности чувствовалось между ними близкое родство, тесная связь и общая сознанная цель. Нас, юных читателей, восхищала в них новизна содержания, красота формы, чистота языка, простота изложения, разнообразие затрагиваемых вопросов и способы их трактования. Из безбрежной однообразной талмудической пустыни мы вдруг переносились в чудный сад со свежею, прекрасною, разнообразною и разноцветною растительностью; из тесной, душной атмосферы клауза нам открывался вид на широкий Божий мир; атрофированное сухою казуистикою чувство оживало, давно заброшенная и забытая поэзия вступала в свои права.
Я читал новые книги запоем, проводил над ними целые ночи; я перечитывал и переписывал много раз особенно нравившиеся мне статьи, заучивал наизусть стихи. И как захотелось мне поделиться с кем-нибудь зародившимися и волновавшими меня новыми мыслями и чувствами! Как я жалел об отсутствии Гершона и Хаима! О, они бы оценили эти книги по достоинству!
Вскоре отец, получив от меня восторженное письмо об оставленных им книгах, прислал мне полное многотомное виленское издание Библии (Лебенсона и Бен-Якоба). В этом издании кроме комментариев, игнорировавших всякие агадические и каббалистические толкования и доискивавшихся точного смысла Библии на основании трудов лучших экзегетов и филологов еврейских и христианских, сильно заинтересовали меня и «введения» к каждой из книг Св. Писания. Авторы этих «введений» критически относились к подлежащим их суждению книгам, старались определить, кем и когда каждая из них составлена, указывали на индивидуальные свойства и особенности дарования их авторов, на различие слога и воззрений» даже на грамматические ошибки, как будто дело шло об обыкновенных литературно-поэтических или исторических сочинениях. Все это делалось с оговоркою: книги эти божественного происхождения, написаны по наитию Св. Духа и содержат в себе сокровенные идеи; но, коль скоро идеи эти воплотились в человеческое слово и выражены различными пророками различно, мы вправе и обязаны изучить это слово, эту материальную оболочку божественной мысли в различных ее формах, оставляя проникновение в сокрытые в нем тайны ученым высшего порядка. Нельзя сказать, чтобы оговорка эта меня совершенно успокоила, но формально обвинять этих авторов в ереси нельзя было.
Да и не только формально. Общий лозунг авторов той эпохи был: «
» («Тора и мудрость»). Тора и мудрость — это две родные сестры, долженствующие всегда идти рука об руку; Тора и мудрость, или вера и разум, должны быть всегда согласны между собою, да они и не могут противоречить одна другой, так как обе они истекают из одного и того же Источника — из Божества. Тора и мудрость не противоречат одна другой, а дополняют друг друга. Тора без светских познаний непонятна, вера без разума часто переходит в суеверие, в изуверство, что равносильно язычеству; разум же один без веры, без богобоязни недостаточен: он не всегда и не везде может служить защитою от волнующих нас страстей. Стремления гасколы («просвещения» — так называлось со времени Мендельсона новое просветительное движение в литературе и жизни) поэтому вполне законны, и маскилим («просветители» — представители нового движения) стоят на вполне лояльной почве. Да, они не еретики, как утверждают «мракобесы» (« »), решаю я, бегая взад и вперед по комнате, волнуемый борющимися во мне разнородными элементами. Впрочем, они, собственно, ничего нового не проповедуют: таких же взглядов держались и столпы еврейской науки — Саадия Гаон, Маймонид, Иегуда Галеви, Иби-Эзра и многие другие, на которых представители новой школы и ссылаются, И если еще у кого-либо может явиться сомнение насчет правомерности нового течения, то оно окончательно должно исчезнуть по прочтении книги «Теудо Беисроэль» («Поучение Израилю») И.Б. Левинзона, всесторонне и систематически изложившего его основные начала и во всеоружии таланта и эрудиции защищавшего эти начала от всех мракобесов.А между тем твердыня мракобесия еще могуча, а борцы за свет, за истину так слабы!.. Но будущность принадлежит им, этим борцам, — в этом я уверен; они сильны верою в свою правоту, в конечную победу света над мраком. Они пока собираются с силами, тайком ощупывают почву, осматривают позицию, делают подкопы, подкладывают мину под старую крепость, но вскоре они приступят к штурму, и они возьмут, возьмут ее…
В то время, когда во мне, благодаря
