Татьяна Лиознова - Валентин Свининников
* * *
…Стихи и музыка, музыкальность русского стиха, которую Лиознова с её абсолютным слухом остро чувствовала, которая её настраивала как по камертону, явно выражена и в приведённом черновике её статьи, да и в каждом её фильме. Роберта Рождественского, стихи которого она хорошо знала, любила, Татьяна Михайловна попросила к «Семнадцати мгновениям…» написать такие стихи, которые настраивали бы как полонез Огинского. Перелистывая в её библиотеке сборники поэзии разных стран мира, среди которых, конечно, есть и Рождественский, я находил у него и мотивы, и отдельные строки, переполненные любовью к Родине, особенно «малой».
В сибирском городе Омске, где и мне довелось работать в молодости, Робертом Рождественским гордятся как своим земляком. Наверное, строки о «медленной речке», в которой «вода как стекло», родились на впадающей в Иртыш речке Омке, воспетой, кстати, и другим великолепным русским поэтом Леонидом Мартыновым как «река Тишина».
Меня судьба дважды сводила с Робертом Рождественским, в частности, когда в «Комсомольской правде», где я работал членом редколлегии по отделу литературы и искусства, печаталась его поэма «Двести десять шагов». А первый раз – ещё в 1959 году, когда Роберт Рождественский был сценаристом документального фильма «Весенний ветер над Веной» – о VII Всемирном фестивале молодёжи и студентов. Тогда наш хор Уральского госуниверситета, участник фестиваля, открыл для всего мира знаменитый «Бухенвальдский набат» Вано Мурадели на слова Александра Соболева. Запись, правда, велась не в том лагере смерти, известном восстанием узников против фашистских палачей. Но нас вывезли на место другого подобного концлагеря – их немало было в Европе. И надо себе представить с каким чувством пели мы призыв:
Люди мира, на минуту встаньте!
Слушайте, слушайте, гудит со всех сторон —
Это раздаётся в Бухенвальде
Колокольный звон, колокольный звон!
Нас самих пробирала дрожь, когда представляли, как «Это жертвы ожили из пепла и восстали вновь», чтобы напомнить человечеству о необходимости беречь мир на планете.
И создал же Роберт Иванович, выполняя просьбу Лиозновой, слова песни, которая стала одним из символов культового сериала! Равно как и другой песни в нём же – о высокой ответственности человека за свою жизнь, сотканную из мгновений.
Музыкальность русского стиха… В её личной библиотеке есть и Лермонтов, Алексей Константинович Толстой, Баратынский, Батюшков, Тютчев, Фет, Блок, Заболоцкий, Мандельштам, Рождественский, Вознесенский. Но как же любила Татьяна Михайловна Александра Пушкина, если в Берлине у Лисиных попросила вдруг именно «Евгения Онегина»! Многие ли из читателей представляют себе, что эта «энциклопедия русской жизни», по определению критика, таит в себе понятие о высочайшем смысле любви. Настоящей любви, дарованной Всевышним ради жизни на Земле, любви, которая, даже без взаимности, не может быть несчастной. В отличие от телесного влечения, от пресловутого секса. Любви, дарованной Татьяне Лариной, а не Онегину…
Я всё допытывался у учеников Лиозновой, знала ли она стихи Владимира Луговского, особенно его книгу поэм «Середина века». Мне казалось, что ей должны были быть созвучны такие, например, его строки:
Над необъятной Русью
С озерами на дне
Загоготали гуси
В зелёной вышине.
Заря огнём холодным
Позолотила их.
Летят они свободно,
Как старый русский стих.
Фильмы Лиозновой, проникнутые в глубинах своих музыкой, вызывают, по крайней мере у моего поколения, ностальгические воспоминания о добрых старых советских кинолентах, после которых в жизнь миллионов входили песни, становившиеся подлинно народными, а не модными шлягерами, пригодными только для «тусовок» молодежи, причём не обязательно «золотой». Надеемся, что песни из кинофильма «Семнадцать мгновений весны» на стихи Роберта Рождественского и музыку Микаэла Таривердиева войдут в жизнь многих поколений нашего народа, как вошли в жизнь нашего с Татьяной Михайловной поколения. И напомним их слова:
Песня о далёкой Родине
Я прошу, хоть ненадолго,
Боль моя, ты покинь меня.
Облаком, сизым облаком
Ты полети к родному дому,
Отсюда к родному дому.
Берег мой, покажись вдали
Краешком, тонкой линией.
Берег мой, берег ласковый,
Ах, до тебя, родной, доплыть бы,
Доплыть бы хотя б когда-нибудь.
Где-то далеко, очень далеко
Идут грибные дожди.
Прямо у реки, в маленьком саду
Созрели вишни, наклонясь до земли.
Где-то далеко, в памяти моей,
Сейчас, как в детстве, тепло,
Хоть память укрыта
Такими большими снегами.
Ты, гроза, напои меня,
Допьяна, да не до смерти.
Вот опять, как в последний раз,
Я всё гляжу куда-то в небо,
Как будто ищу ответа…
Мгновения
Не думай о секундах свысока.
Наступит время, сам поймёшь, наверное, —
свистят они,
как пули у виска,
мгновения,
мгновения,
мгновения.
Мгновения спрессованы в года,
Мгновения спрессованы в столетия.
И я не понимаю иногда,
где первое мгновенье,
где последнее.
У каждого мгновенья свой резон,
свои колокола,
своя отметина,
Мгновенья раздают – кому позор,
кому бесславье, а кому бессмертие.
Из крохотных мгновений соткан дождь.
Течёт с небес вода обыкновенная.
И ты, порой, почти полжизни ждёшь,
когда оно придёт, твоё мгновение.
Придёт оно, большое, как глоток,
глоток воды во время зноя летнего.
А в общем,
надо просто помнить долг
от первого мгновенья
до последнего…
Заодно напомним и его слова песни, прозвучавшей в «Карнавале» и мгновенно ставшей шлягером. В этот раз так и было задумано Лиозновой.
Позвони мне, позвони,
Позвони мне, ради Бога.
Через время протяни
Голос тихий и глубокий.
Звёзды тают над Москвой.
Может, я забыла гордость.
Как хочу я слышать голос,
Как хочу я слышать голос,
Долгожданный голос твой.
Без тебя проходят дни.
Что со мною, я не знаю.
Умоляю – позвони,
Позвони мне – заклинаю,
Дотянись издалека.
Пусть над этой звёздной бездной
Вдруг раздастся гром небесный,
Вдруг раздастся гром небесный,
Телефонного звонка.
Если я в твоей судьбе
Ничего уже не значу,
Я забуду о тебе,
Я смогу, я не заплачу.
