Татьяна Лиознова - Валентин Свининников
– Неужели ты и, правда, железная?
Она ответила:
– А то! Иначе бы не выдержала такой сложной работы и такой жизни, которую прожила.
Перед съёмками “Семнадцати мгновений…” Лиознова несколько месяцев скрупулезно отсматривала нашу и немецкую кинохронику. На площадке у неё хватало волнений и забот. Ещё бы, снять такой огромный фильм и руководить большим количеством капризных звезд. Но Таня отмахивалась:
– Сложнее мне дались “Три тополя на Плющихе”. Оно и понятно, у Дорониной очень непростой характер.
А вот на вопрос о самом её любимом артисте Лиознова отвечала без минуты раздумья: “Ефремов!” И поясняла:
– С Ефремовым жизнь – это сказка. Каждый день – анекдот. И вообще вся система их отношений с Дорониной, которую я выстраивала… Мы же на прицепе впереди ехали – их в машине снимали. Я в наушниках – плохо слышу. А для меня интонация – самое главное, в ней собрано всё…
А то, что в Аргентине было, вообще невозможно представить. Продюсер, который купил картину, устраивает первый просмотр. Он уже сказал, что потом нас повезут в ресторанчик, где на наших глазах зажарят ягнёнка. Но не остановишь жизнь. Вызывается парикмахер, без которого Доронина ни дня прожить не может… А мы водку привезли – и, дураки, дали тащить Ефремову. И вот Доронина готова, причёсана. А Ефремова с переводчиком не слышно, не видно. Тогда я пошла к ним со скандалом. Открываю дверь. И вижу картину, от которой стреляться можно. Ефремов в белых трусах, в белой майке – спит. На второй постели спит переводчик. А люди в зале уже смотрят фильм, и нам скоро на сцену. Я стучу по столу. Никакой реакции. И уже ясно, что конец у этой истории только один: сейчас будет драка. Кричу: “Встать!” И они тут же подскочили и руками так сразу себя прикрыли. Оба.
Статья о II пленуме Союза кинематографистов СССР с пометками Лиозновой. Советский экран. 1987. Март. № 6. Фрагмент
Хорошо, что всю водку выпить ещё не успели. Мы ведь только с трапа самолёта. Немного выпили, и их разморило – жарко же очень. Короче, не успели приехать в кинотеатр, как у меня тут же ёкнуло: “Надо следить за Ефремовым”. И я говорю переводчику: “Где Ефремов?” Он: “Татьяна Михайловна, да он тут был?” Иду искать. Нахожу – сидит на ступеньках лестницы и спит. Я побежала, подняла этого сукина сына – переводчика… Но когда пришло время выступать, то лучше всех был Ефремов. И изящно, и весело, и очень по-братски.
А потом мы приезжаем в ресторан – там стол накрыт. Ефремов оказывается по другую сторону стола. Но всё же хотят с ним выпить – вот беда. И начинают к нему тянуться. А он-то, конечно, не откажется. Я понимаю, что разрушу весь этот стол и будет скандал. Вдруг Ефремов встает, обходит весь длинный стол – подходит ко мне сзади и говорит: “Таньк, ты меня потащишь?” И я рассмеялась и сказала: “А мы сейчас уезжаем – некогда тебе будет. И ты забыл, что мы вообще по другую сторону земного шара”. – “Чего это я забыл? А ну давай выпьем!”
Не-ет, понимала “железная леди” и меру таланта, и небольшие слабости больших артистов…
Знаете, как ответила она на вопрос: есть ли у неё теперь-то любимые артисты?
– Нет, сейчас, пожалуй, нет любимых актёров. Сейчас я больше всех симпатизирую одному певцу. Это Газманов. За то, что он сочинил и спел такую песню – “Я рождён в Советском Союзе”. Никто из писателей (а ведь писателей много) не отважился написать такие слова. А этот парень отважился и песню написать, и музыку к ней хорошую, и поёт её. Только редко что-то стал петь: видимо, не очень его пускают с этой песней. Мы же капитализм строим, может, кому-то ухо режет эта песня».
О её трудном характере, требовательности и бескомпромиссности рассказывал Яков Александрович Каллер, который работал с Лиозновой на Киностудии имени М. Горького, потом был генеральным директором телекомпании «АБ-ТВ», заслуженным работником культуры Российской Федерации:
«Что такое Лиознова в работе? Назначают меня, молодого директора фильма, к ней на картину. Это была последняя её работа, сериал “Конец света с последующим симпозиумом”. Вышел в 1986 году. Причём почему назначают: отказался человек, который раньше был у Лиозновой директором. Пожалейте, говорит. Ну и я своему начальству что-то в этом роде заявляю. В ответ: ничего, ты же начинаешь? Ну вот, выдержишь Лиознову – считай, дальше ничего не страшно. А не выдержишь… “Лучше с умным потерять, чем с дураком найти!” – эту фразу помню до сих пор.
Ладно, работаем. Вдруг месяца через три на летучке Лиознова перед всей группой объявляет:
– Я наконец убедилась, что наш директор фильма – честный человек!
Ни фига себе!
– А до этого вы меня жуликом считали?
– Я к тебе присматривалась!
Вот такой человек. Но я ей всё прощал, потому что видел – себя она не щадит в первую очередь. Сработались, даже сдружились. Потом опять поссорились и тоже характерно. Лиознова задумывает новый фильм – про историю с южнокорейским “Боингом”. И меня хочет директором. Но наверху с решением что-то затягивается.
– Татьяна Михайловна, я в отпуск ухожу!
– Как?!
– Мы пока всё равно в простое. Вы же знаете, я семь лет в отпуске не был. Кроме того, у меня дочка должна родиться!
Но всё, после этого – как отрезало. Отныне я – предатель, разговор сквозь зубы. Возвращаюсь – узнаю, что директора она берёт другого. Помирились уже много позже: я узнал, что Лиознова больна, позвонил, спросил, чем помочь».
Автор. Людмила Васильевна, при таком-то непростом её характере каково было вам общаться? Небось, тоже размолвки случались?
Людмила Лисина. Крайне редко, но уж когда случались… Так было в какой-то момент, когда уже незадолго до её кончины появились вдруг в её окружении странные люди. Даже мой папа, человек с обострённой интуицией человека, привычного к экстремальным ситуациям, стал вдруг оберегать меня, почувствовав какую-то опасность. И вот звоню ей, как обычно – и вдруг ледяной тон, какой-то пренебрежительный. Ну, никак не ожидала я ничего подобного после стольких-то испытаний. Обиделась я, не звоню, тем более не появляюсь у неё дома – как без зова-то? Переживала, помня о всех её болезнях. И вдруг – звонок:
– Людусь, где ты? Вокруг меня множество людей, которых я и понять-то не могу: чего хотят. Людусь, мне страшно! Приезжай! Ты у меня одна!
И вновь она меня «построила» и настроила. После этого мы