Америка выходит на мировую арену. Воспоминания президента - Теодор Рузвельт
Проблемы были вызваны таможнями, поскольку они предлагали единственное средство сбора денег, и революции продолжались, чтобы завладеть ими. Соответственно, я добился соглашения с теми властями, которые на данный момент казались более способными говорить от имени страны, которая передала эти таможни под американский контроль.
Договоренность заключалась в том, что мы должны поддерживать порядок и предотвращать любое вмешательство в таможни или места, где они находились, и должны собирать доходы. Сорок пять процентов доходов затем были переданы правительству Санто-Доминго, а пятьдесят пять – помещены в амортизационный фонд в Нью-Йорке в пользу кредиторов. Договоренность сработала. Из расчета сорока пяти процентов правительство Санто-Доминго получило от нас большую сумму, чем оно когда-либо получало раньше, когда номинально все доходы шли ему. Кредиторы были полностью удовлетворены соглашением, и никаких оправданий для вмешательства европейских держав не осталось.
Конечно, на острове время от времени случались беспорядки, но в целом наступил мир и процветание, которых остров не знал ранее, по крайней мере, столетие.
Все это было сделано без потерь, с согласия всех заинтересованных сторон и без предъявления Соединенным Штатам каких-либо обвинений, в то время как практически все вмешательство, после того, как командующий военно-морским флотом, которого я упомянул, предпринял первые шаги по поддержанию порядка, состояло в том, чтобы во главе таможенной службы Санто-Доминго встал первоклассный специалист, прошедший подготовку в нашей островной службе.
Мы обеспечили мир, мы защитили население островов от иностранных врагов и свели к минимуму вероятность внутренних проблем. Мы удовлетворили требования кредиторов и иностранных государств, к которым принадлежали кредиторы; и наша собственная часть работы была выполнена безукоризненно честно и с максимальной эффективностью, так что не было даже намека на скандал.
В этих обстоятельствах те, кто не знает природу профессиональных международных филантропов, могли бы предположить, что эти апостолы международного мира были бы вне себя от радости от того, что мы сделали. На самом деле, когда они вообще обратили на это внимание, они принялись осуждать это, и те американские газеты, которые больше всего любят объявлять себя врагами войны и друзьями мира, яростно атаковали меня за то, что я предотвратил войну и принес мир на остров. Они настаивали, что я не имею права заключать соглашение, и потребовал отказа от договора, который должен был увековечить соглашение. Они, конечно, были совершенно неспособны выдвинуть ни одной разумной причины в пользу своей позиции.
Я полагаю, что настоящим объяснением отчасти была их неприязнь ко мне лично и нежелание видеть достижение мира или отстаивание национальной чести мной; и, во-вторых, их явная, простая преданность болтовне и нелюбовь к эффективности. Им нравилось, когда люди собирались вместе и говорили о мире или даже подписывали бумажки с чем-то о мире или арбитраже, но они не проявляли никакого интереса к практическому достижению мира, которое говорило о хорошем правительстве, порядочности и честности.
К ним присоединились многие благонамеренные люди, которые всегда требуют, чтобы что-то было сделано, но также всегда требуют, чтобы это не было сделано единственным способом, которым это, на самом деле, возможно сделать. Люди такого типа настаивали на том, что, конечно, Санто-Доминго нужно защитить и заставить вести себя прилично, и что, конечно, Панамский канал должен быть прорыт; но они настаивали еще более решительно, что ни один подвиг не должен быть совершен единственным способом, которым это вообще возможно.
* * *
Конституция явно не давала мне полномочий для достижения необходимого соглашения с Санто-Доминго. Но Конституция и не запрещала мне этого. Я ввел соглашение в действие и продолжал его выполнение в течение двух лет, прежде чем Сенат принял решение; и я бы продолжал его до конца своего срока, если бы это было необходимо, без каких-либо действий со стороны Конгресса. Но было гораздо предпочтительнее, чтобы Конгресс принял меры, чтобы мы могли действовать в соответствии с договором, который был законом страны, а не просто по указанию глава исполнительной власти, срок полномочий которого истекал, когда этот конкретный руководитель покидал свой пост. Поэтому я сделал все возможное, чтобы Сенат ратифицировал то, что я сделал.
Здесь было много трудностей. За исключением одного или двух человек, таких как Кларк из Арканзаса, сенаторы-демократы действовали в духе недостойной пристрастности, которая подчиняет национальные интересы партийным, и их сердечно поддерживала вся та часть прессы, которая черпала вдохновение с Уолл-стрит и была яростно враждебна администрации из-за его отношения к великим корпорациям.
Большинство сенаторов-республиканцев во главе с сенатором Лоджем поддержали меня; но некоторые из них, более «консервативного» или реакционного типа, которые уже стали враждебно относиться ко мне по вопросу о трастах, сначала начали насмехаться над тем, что было сделано, и выдвигать всевозможные дотошные возражения, от которых сами в конце концов отказались, но которые давали повод противникам договора затянуть неблагоприятные действия.
К сожалению, сенаторы, наиболее склонные говорить о достоинстве Сената и настаивать на его важности, были и наиболее склонны пытаться продемонстрировать это достоинство и важность, препятствуя общественным делам. Этот случай был типичным. Республиканцы, о которых идет речь, высказались против некоторых положений предлагаемого договора.
Затем они, изобретательно снабдив противников договора боеприпасами, отказались от своей оппозиции к нему, и демократы заняли позицию, которую они покинули. Отсутствовало достаточно республиканцев, чтобы не допустить получения двух третей голосов за договор, и Сенат отложил заседание, не принимая вообще никакого решения и с чувством полного самодовольства от того, что оставил страну в положении, когда она взяла на себя ответственность, а затем не смогла ее выполнить.
Очевидно, сенаторы, о которых идет речь, чувствовали, что каким-то образом они сохранили свое достоинство. Все, что они действительно сделали, это уклонялись от исполнения своего долга. Кто-то должен был выполнить этот долг, и, соответственно, я это сделал. Я все равно пошел дальше и ввел в действие предложенный договор, рассматривая его как простое соглашение со стороны исполнительной власти, которое будет преобразовано в договор Сенатом когда-нибудь позже.
Через пару лет Сенат все-таки принял решение, предварительно внеся несколько совершенно незначительных изменений, которые я ратифицировал и убедил ратифицировать Санто-Доминго. За всю историю Санто-Доминго с ним не случалось ничего более удачного, чем этот договор, и его принятие спасло Соединенные Штаты от необходимости сталкиваться с
