Картинные девушки. Музы и художники: от Веласкеса до Анатолия Зверева - Анна Александровна Матвеева
Причуды ничуть не отпугивали потенциальных невест Сарджента – точнее, матерей потенциальных невест. Например, жена швейцарского торговца Беркхардта готова была отдать за него любую из двух дочерей – Валерию или Шарлотту-Луизу. Сарджент сблизился с Луизой, она была очень милой, и художник с удовольствием проводил с ней время летом 1881 года. И всё же он не испытывал к ней романтических чувств, ценил исключительно как друга, что ощущается в исполненном на следующий год портрете «Леди с розой» (1882, Метрополитен-музей). «Веласкесовскую» по духу и колориту картину с восхищением приняли в очередном Салоне – что ж, в этом уже не было ничего нового. Однако почивать на лаврах Сардженту было рано, к тому же самая лакомая часть светского Парижа оставалась для него по-прежнему недоступна. Всё в том же 1881 году Джон Сингер обращается к Каролюс-Дюрану с просьбой представить его доктору Сэмюэлю-Жану Поцци. И пусть вас не смущает скромное слово «доктор» – в то время в Париже Поцци был известен не меньше Красотки Готро, и если она воплощала в себе женский идеал бель-эпок, то он воплощал мужской. Красавец, эстет, эротоман, ценитель искусства и декадент, Поцци и в самом деле был доктором – респектабельным урологом и гинекологом, разработавшим много хирургических методик, которые применяются и сегодня. В перерывах между делами и развлечениями он успел написать учебник по гинекологии и хирургии. Дружил с Робером де Монтескью-Фезенсаком, законодателем мод, прототипом Дезэссента, главного героя романа «Наоборот» Гюисманса, и с Жюдит, дочерью Теофиля Готье, тоже писательницей – весьма эксцентричной дамой, которая была увлечена Востоком, щеголяла в кимоно, близко зналась с Бодлером, Гюго, Флобером и Рихардом Вагнером[65]. Образ доктора Котара из прустовской эпопеи «В поисках утраченного времени» тоже, как считается, был вдохновлён персоной Поцци.
Доктор, разумеется, был женат, имел двоих детей, что не мешало ему крутить романы со своими (и чужими) пациентками, а ещё – преклоняться перед Сарой Бернар. Поцци был страстным поклонником великой актрисы, у них был не менее страстный роман, и говорят, что именно Бернар наградила его прозвищами Доктор Любовь и Доктор Бог. В Париже болтали о том, что у Поцци роман ещё и с Амели Готро, не исключено, что именно поэтому доктор так заинтересовал Сарджента.
О том, что Красотка не чурается встреч с разными, но всегда влиятельными мужчинами, вообще ходило много слухов, тем более что у Педро и Амели был, по мнению сплетников, так называемый белый брак – без секса. Её имя упоминалось в связи с дипломатом Фердинандом де Лессепсом, вдохновителем строительства Суэцкого канала и тайным возлюбленным императрицы Евгении, и даже в связи с Леоном Гамбетта – хотя у них была огромная разница в возрасте и мы помним ту историю про воздушный шар. Но чаще всего судачили о романе Амели Готро и доктора Поцци, который, если верить Деборе Дэвис, не был её лечащим врачом.
Сарджент искренне восхищался портретом супруги доктора Поцци, исполненным Бланшаром, сожалел, что нет достойного ему портрета самого Поцци, – и предложил заполнить эту лакуну. Доктор согласился позировать, и в конце лета 1881 года Сарджент приступил к работе. От идеи сделать традиционный, в пару бланшаровскому, портрет он вскоре отказался – ему хотелось поразить и заказчика, и публику, представив ключевую фигуру парижского света в интимной, домашней обстановке. Доктор запечатлён в ярко-красном шёлковом халате, одна из его необыкновенно красивых рук приложена к сердцу, другая замерла на поясе в полной готовности развязать его («Доктор Поцци у себя дома», 1881, музей Хаммера, Лос-Анджелес). Идеальный парижский любовник! У холста колоссальные размеры – 204,5 × 111,4 см. Сарджент вообще любил писать большие картины, ведь именно такие ценились в Салоне. Портрет доктора произвёл на парижан вполне ожидаемое впечатление, был им доволен и сам Поцци. Сарджент подружился с доктором, вошёл в его круг, сблизился с Готье и Монтескью-Фезенсаком, но Амели его разве что представили – ни о каких отношениях не было и речи. В реальности Красотка Готро оказалась ещё прелестнее, чем можно было судить по сплетням и газетным иллюстрациям: Сарджент сразу же понял, что хочет написать её портрет, что именно эта работа позволит ему сделать последний шаг к покорению высшего света и неофициальному званию лучшего художника эпохи. Был ли он влюблён в неё? Скорее, нет. Он восхищался её красотой, оригинальностью, элегантностью и успехом, который, казалось, служил неотъемлемой частью личности молодой женщины, но насчёт трепетных чувств есть серьёзные сомнения. О сексуальных предпочтениях Сарджента ходили, повторимся, разные слухи, он никогда не был женат, не крутил громких романов и поддерживал близкую дружбу с красивыми молодыми людьми, к примеру, с Альбером де Бельроше, юным учеником Каролюс-Дюрана. Сарджент сделал портрет матери Альбера, рисовал его самого, они снимали вместе студию, путешествовали и так далее. Наверняка никто ничего не знает.
Сарджент принялся уговаривать Амели позировать ему вскоре после знакомства, он был заинтригован ею, отчасти даже одержим. Но Красотка Готро слишком высоко ценила свою репутацию, чтобы сразу же согласиться на предложение пусть даже модного художника. Покуда крепость не собиралась сдаваться, Сарджент, чтобы не терять времени, работал над другими полотнами – в очередной Салон 1882 года он представит полотно «Эль Халео» (1882, Музей Изабеллы Стюарт Гарден, Бостон), где испанская цыганка выступает под аккомпанемент музыкантов.
Мадам Готро произносит тост
Кто-то утверждает, что Амели сопротивлялась уговорам около двух лет, кто-то считает, что она продержалась не более года. Сарджента ей горячо рекомендовал доктор Поцци[66], другие близкие друзья и знакомые и даже соседи по Сен-Мало (художник просил их замолвить за него словечко).
В феврале 1883 года Амели сказала долгожданное «да» – в конце концов, уже пора было предъявить публике собственный портрет, а в талант Сарджента после многочисленных успехов в Салоне уверовал весь Париж. Художник был на седьмом небе от счастья, он специально снял новую просторную мастерскую неподалёку от дома Амели и принялся обдумывать идею картины. Сарджент почти сразу же решил, что Красотка Готро должна быть одета в простое чёрное платье – выбор пал на творение дизайнера Феликса, платье на бретелях, подчёркивающее безупречную фигуру героини и её белоснежную кожу, для верной передачи тона которой следовало подобрать правильные краски.
В жизни Амели редко носила чёрный цвет, отдавая предпочтение белому и всем пастельным оттенкам. По словам Деборы Дэвис, чёрный в те годы вообще считался довольно сомнительным
