Картинные девушки. Музы и художники: от Веласкеса до Анатолия Зверева - Анна Александровна Матвеева
30 апреля, накануне открытия Салона, Сарджент вернулся в Париж. Он знал, что «Мадам Икс» принята к конкурсу, более того, Le Gaulois опубликовала предварительную рецензию, где работа Сарджента называлась «примечательной».
Амели с нетерпением ждала 1 мая, она и её близкие готовились к триумфу. И мадам Готро, и её мать были уверены в том, что Сарджент создал подлинный шедевр.
Пиковая дама
Ключевой вопрос для каждого, кто пытается оценить произведение искусства, не будучи художником или знатоком, – действительно ли это хорошая работа? Следом стайкой летят другие сомнения: картина достойна восхищения или же я иду на поводу чужого мнения, загипнотизированный магией известного имени? Это талантливо или беспомощно?..
Амели Готро, обладавшая безупречным вкусом в том, что касалось нарядов, косметики, домашней обстановки, скорее всего, не слишком разбиралась в искусстве. Но ей в самом деле нравилось, какой её представил Сарджент, а ещё она доверяла его уже довольно-таки прочной славе, тем более что сомнениями своими художник с моделью не делился.
Салон 1884 года выдался не слишком урожайным на хорошую живопись, хотя в его работе участвовали прославленные мастера: Жером, Мейсонье, набирающий известность портретист Шарль Шаплен, Каролюс-Дюран, Пюви-Шаванн и другие. В одном из 31 залов Дворца индустрии висела картина Марии Башкирцевой «Встреча» (1884, Музей Орсэ). Как высказывались современники Сарджента, в Салоне было выставлено уж слишком много голых тел. К наготе в искусстве парижане в те годы относились с подозрением, да и в целом в обществе царило удивительное лицемерие. Каждый или каждая имел любовную связь на стороне, среди популярных развлечений было посещение моргов и недавно открытого музея восковых фигур Гревен, но упаси боже художника изобразить женщину не так, как принято, – это был заведомый скандал и оскорбление общественного вкуса.
«Мадам Икс», о которой посетители Салона начинали спрашивать ещё в первом зале – где же портрет Готро? – висела в последнем, 31-м. Портрет расположили так, что Амели, изображённая, напомню, в полный рост, как будто стояла среди публики. Неизвестно, кто из зрителей первым издал возмущённый ропот, кто произнёс вслух то, о чём другие лишь думали… Но через несколько минут волна возмущения поднялась, кажется, до крыши дворца – и обрушилась на героиню дня, тут же ставшую скандальной героиней. Что это такое, ради всех святых? Почему мадам Готро изображена в такой дерзкой позе и непристойном виде, она что, не носит белья? Грудь вот-вот выпрыгнет из корсета, а упавшая бретелька – ну это же явное приглашение к сексу! Позор! Чудовищно! Как можно такое выставлять?!
Лишь парочка художников назвала портрет «волшебным», но остальные на все лады крыли и художника, и его модель. Амели, до которой наконец дошло, что это не триумф, а провал, покинула Салон, рыдая в голос, тогда как Сарджент всё ещё надеялся на то, что его шедевр оценят. Может, будут положительные рецензии в газетах? Ведь раньше его только хвалили, он привык к этому, к такому быстро привыкаешь…
Художник решил вернуться в мастерскую, чтобы успокоиться и прийти в себя, но там его поджидали зарёванная Амели и её разгневанная мать. Мари-Виржини была в ярости. Не для того она вложила столько сил в свою доченьку, чтобы какой-то мазилка разрушил её репутацию одним взмахом кисти. Пусть немедленно отзовёт картину с Салона! Весь Париж издевается над её дочерью, Амели вот-вот умрёт от горя. Сарджент, поражённый резкими словами той, что прежде восхищалась портретом, отказался забирать картину. «Мадам, – сказал он Мари-Виржини, – я написал только то, что видел».
Его гордость была уязвлена, он готов был сию минуту уехать из Парижа. Но друзья всё-таки уговорили дождаться завтрашних рецензий в газетах.
Первая же, в l’Evenement, оказалась разгромной. Амели называли вульгарной, бесхребетной, мягкотелой, картину – скучной, чудовищной, беспримерно уродливой, лакированной. Сарджента обвиняли в ошибках, присущих ученикам, которые не знают азов: глаз модели микроскопический, рука – без костей. Рецензенты возмущались тем, как «этот ужас» прошёл отбор жюри.
Сарджент, облитый помоями, сдался и решил в самом деле забрать картину из Салона. Он наивно хотел доработать её – прежде всего вернуть на место бретельку, которая раздражала публику сильнее прочего. Художник обратился лично к мсье Буржеро, одному из влиятельных членов жюри Салона, но получил отказ – чтобы не создавать прецедента, «Мадам Икс» должна была оставаться на своём месте до завершения работы Салона.
Волна поношений тем временем поднималась всё выше и готова была вот-вот захлестнуть Париж. Критики не стеснялись в выражениях: «отвратительная», «носатая», как только не называли бедняжку Амели. Газеты публиковали безжалостные карикатуры, в одной из которых мадам Готро объявили новой моделью для карточного туза пик. Злосчастную бретельку высмеивал целый хор голосов, в гуле которого терялись немногие хвалебные отклики – таковой оставила, например, верная подруга Сарджента Жюдит Готье. Круги расходились всё шире, тему подхватили иностранные журналисты и критики – теперь уже весь художественный мир глумился над картиной, которую мастер и его модель считали шедевром.
Оскорблённая Амели, разумеется, отказалась покупать картину – и в этом было отдельное разочарование Сарджента, рассчитывавшего продать его Готро за хорошие деньги. Когда Салон наконец закрылся, художник забрал картину и переписал её, вернув бретельку на место и сделав позу модели не такой вызывающей. Он не помышлял о том, чтобы заново выставить портрет, и внёс изменения лишь потому, что поверил критике и публике, а не своему внутреннему чувству… Портрет «Мадам Икс» был «замурован» в парижской мастерской Сарджента, и его долгие годы никто не видел. А изображение Амели «без бретельки» осталось лишь в немногочисленных фоторепродукциях, сделанных во время работы Салона, – и в копии, выставленной теперь в галерее Тейт.
Сердце художника нуждалось в утешении, и он отправился искать его в спасительный Лондон – к верному другу Генри Джеймсу. С Амели они, естественно, не попрощались – отношения были испорчены, семья Готро считала, что художник разрушил безупречную репутацию дамы, и, в общем, была недалека от истины.
Америка, Америка!
В Лондоне о скандале с портретом, конечно, слышали, некоторые заказчики даже отменили прежние договорённости, некоторые, но не все. Джон Сингер изо всех сил старался забыть о парижском фиаско и работал как проклятый, принимая все заказы подряд. Он понимал, что путь в высшее общество Парижа ему отныне закрыт, но при этом проявил мужество, представив в Салон 1885 года несколько новых, английских портретов. Большого успеха они не имели.
Переломным моментом для Сарджента стало путешествие в британский Котсуолд, в деревушку Бродвей, где жила колония американских
