Нина Риччи - Виктория Викторовна Балашова
Апогея данные тенденции в моде достигли именно в начале XX века, далее уже развиваясь по проложенному первопроходцами пути. Живший в конце XIX – начале XX века австрийский архитектор Адольф Лоос заявлял, что предметы без украшений дольше будут сохранять свою эстетическую ценность, чем предметы, богато украшенные, и, следовательно, мужская мода должна будет заменить женскую. Это и происходило: после Первой мировой войны женщины быстро переняли многие предметы мужского гардероба, а украшательство практически сошло на нет. В контексте развития моды в начале XX века также интересно мнение философа Иммануила Канта, который еще в конце XVIII века заявлял, что мода к красоте не имеет никакого отношения и может «выражаться в невероятном и даже отчасти отталкивающем», то есть речь идет в большей степени о «превосходстве над другими», чем о достижении «хорошего вкуса». Куда как современное высказывание, и оно прекрасно характеризует первые десятилетия XX века. «Постепенно красота также перестала быть центральной эстетической нормой, а требование новизны стало наиболее решающим, т. е. логика моды превзошла все остальные эстетические установления»[38]. Однако всегда оставались кутюрье, пытавшиеся совместить красоту, эстетику костюма и современные тенденции в моде. Нина Риччи даже не пыталась никого шокировать, она удивляла красотой, элегантностью и высочайшим качеством материала и кроя. На такое всегда находились любители, ведь это по большому счету попытка приблизиться к идеалу: не изменить себе, не изменить традициям и не изменить моде. Модное, ядром которого является классика.
Но достаточно ли было Нине Риччи самой соблюдать свои принципы? Конечно, ее сын, несмотря на то, что формально он вначале исполнял лишь организаторские, управленческие функции, должен был находиться в согласии с матерью. Есть фотографии, на которых мать и сын обсуждают новые модели. Деловая обстановка вовсе не умаляет очевидной гармонии между ними. И опять вернемся к Раймонде – она вписывалась в семейный круг Риччи без проблем, без внутреннего, и уж подавно без внешнего конфликта, что, учитывая разницу в происхождении и воспитании, явление крайне редкое. Мода 1920-х—1930-х действительно ставила себе целью быть удобной для всех. После этого прорыва сделать в моде что-то новое оказалось практически невозможно. В отличие от новых технологий мода опять застыла, меняя лишь несущественные детали, короткое на длинное, широкое на узкое и наоборот. Но те годы совершили революцию. Были кутюрье-авангардисты; оставались те, кто сохранял преданность классическому стилю. Так родилась современная мода, когда каждый может найти для себя свое, показать свою индивидуальность. Свобода самовыражения зарождалась на подиумах тех лет. Если Коко Шанель должна была изобрести лаконичное черное платье, то Нина Риччи должна была его украсить. Каждому свое.
Робер успешно управлял быстро растущим бизнесом: с 1932 по 1939 год дом моды увеличил количество служащих с сорока до четырехсот пятидесяти человек; считалось, что здесь одевается больше женщин, чем в каком-либо другом доме моды. По количеству работников дом Нины Риччи был средним; в доме Шанель, Вионне и Лелонга работало более пятисот человек. Но для сравнения обратим внимание и на другие цифры: в Париже 1931 года (по статистике, которая включает все дома моды и ателье) всего один работник насчитывался на 1537 предприятиях, от десяти до двадцати человек – на 457 предприятиях, от двадцати одного до ста – на 363, от ста до пятисот человек… всего на тринадцати![39] Однако до поры до времени Робера интересует не только дом моды матери, спектр его пристрастий широк. На следующий год после открытия Робер основал рекламное агентство – «Propublicité». Его партнерами стали братья Жан и Жак Лакруа, эклектичные редакторы множества популярных изданий. Братья, родившиеся с разницей в три года, в 1923 году основали целую группу журналов различных направлений, среди которых «Здоровье», «Исцеление», «Археология», «Жизнь зверей» и другие. Но Роберу этого было мало. Его увлечение фотографией привело к открытию еще одного предприятия (в 1934 году): вместе с Жаком Лакруа и Козеттой Харкорт он основал фотостудию «Харкорт», которая должна была стать одной из самых важных мастерских художественной фотографии возле площади Мадлен.
Козетта считалась известным французским фотографом-портретистом. Она родилась в 1900 году в семье немецких еврейских иммигрантов Перси Виктора Хиршфельда и Софи Либман. В конце XIX века они уехали из Германии в Париж, как и многие, воспользовавшись лояльными к евреям французскими законами. Однако во время Первой мировой войны им пришлось бежать из Франции в Лондон – так сильны были антинемецкие настроения в обществе. В начале 1920-х годов Жермен решила вернуться в Париж. Тогда она поменяла имя и фамилию, став Козеттой Харкорт, в документах в графе национальность написала «англичанка», в графе профессия – «фотограф». Более того, так как юность Козетта провела в Великобритании, она говорила по-французски с явным британским акцентом, вместе с которым приобрела изящные манеры и элегантность. Затем девушка работала в различных фотостудиях, а в 1933 году основала свою собственную. Когда поступило предложение объединиться с Риччи и Лакруа, она долго не колебалась: свое дело оказалось сложнее, чем она думала, и одной им управлять было сложно.
Козетту Харкорт называли «Мадмуазель Шанель фотографии». Престижное имя, подпись, выведенная, как у Коко, белыми буквами на черном фоне. Больше, чем просто фотостудия, – легенда: «Мы не являемся актерами, если нас не сфотографировали в студии “Харкорт”». Козетта – бунтарка, она курила, ездила на мотоцикле и, конечно, в соответствии с модой коротко стригла волосы. Казалось бы, далекий от Нины Риччи образ, но если посмотреть на ее фотографии, заметен тот самый сплав вкуса, элегантности, линий классического портрета – все то, что так присуще костюмам от Риччи. Причины ее сотрудничества с Робером очевидны. Студия существовала более восьмидесяти лет: пять миллионов негативов, триста тысяч фотографий, из которых более трех тысяч – знаменитости (среди них известные портреты Сальвадора Дали, Эдит Пиаф, Катрин Денев, Алена Делона). Студия Harcourt была светским салоном, где обменивались предметами искусства, где фактически собирался весь Париж. В 1930-е годы многие студии разорялись и закрывались. Чтобы добиться успеха, «Харкорт» специализировалась на черно-белых фотографиях французских деятелей кино и культуры, делая отпечатки размером 24 х 30 сантиметров, узнаваемых по стилю, с ярко выраженной светотенью. «Но что действительно характеризует портрет студии помимо знаменитой подписи, так это то, что он освещен светом, часто боковым или ореолом, исходящим от кинопроекторов. Этот свет создает ярко выраженный эффект светотени с градиентным фоном от серого до черного»[40]. Принципы привлечения обеспеченных клиентов были просты: кому не захочется отдать деньги за фотографии в той студии, где запечатлевают звезд! Заказчики из того же класса, что и у Нины Риччи, – богатые буржуа. Студия и
