Театр и военные действия. История прифронтового города - Валерий Альбертович Ярхо
В дневниках Евгения Лансере тема еды, поисков съестного возникает постоянно. В начале января 1942 года появляется такая запись: «Никогда так много не думал о еде, не ждал времени завтрака, обеда и ужина». Это при том, что по меркам окружавшей их жизни семья Лансере, можно сказать, роскошествовала. Автор записок отмечает, что, придя в гости к соседям по дачному поселку, они с женой «отлично пообедали гороховым супом с гренками, потом пили кофе». Время от времени им удавалось купить то гуся, то поросенка, из которых готовили всякую вкусноту.
Младшее поколение семейства Лансере ходило в Коломну и Воскресенск, где «меняли сукно, искали свинину и соль». Видимо, нашли, потому что после записи о том, что мысли его заняты едой, художник уточнил, что жена «подкармливает салом», но его одного. От остальных – в том числе от взрослых детей – сало прятали. Впрочем, может, Ольга Лансере и детей так же «тайно» подкармливала, создавая иллюзию исключительности положения главы семьи.
Когда художник по делам выезжал с песковской дачи в Москву, то с трудом дождался момента возвращения. Он, как пишет в дневнике, «тосковал по картошке». В Москве с едой дела обстояли много хуже, чем в провинции:
«Объявили – забыть о картошке, до мая снята[206]. Только на рынке можно купить, а там цены… Масло русское[207] по 400 рублей за кило, конина по 90 рублей, картошка 18 – не укупишь!»[208]
Наш бронепоезд
Очень характерна для суровой поры первого года войны история создания двух бронепоездов, выпущенных Коломзаводом. Чтобы отринуть всякого рода домыслы, обратимся к свидетельству того, кому об этом было известно лучше всех, так сказать, из первых рук. Первый бронепоезд был создан на Коломзаводе в августе 1941 года. Его команда была сформирована из добровольцев, большей частью работниками завода. В сентябре бронепоезд отправился в район боевых действий, и в боях под Можайском его разбили. Большая часть команды погибла[209].
История коломенского бронепоезда № 2 по-своему гораздо более любопытна. Во всяком случае, она нестандартна, и, если бы рассказчики этой истории не были участниками событий, в такое было бы даже трудно поверить. Начнем, пожалуй, снова с мемуаров Немова – театр, которым он руководил, странным образом тоже оказался причастен к делу. Вот что Василий Васильевич пишет в своих воспоминаниях:
Бронепоезд
Бронепоезд «Коломенский рабочий» в момент передачи в войска
Фрагмент Политдонесения № 5 за январь 1942 года
Начальник штаба 52 ИБ
Аполлинарий Фёдорович Воронков
«Под руководством парткома в начале 1942 года шла подготовка к отправке бронепоезда. В его состав набирали добровольцев и из работников театра. В состав команды вошел участник художественной самодеятельности Тимонин и еще несколько человек, занимавшихся в кружках Дворца культуры».
Но откуда же взялся этот второй бронепоезд? Предоставим слово Николаю Николаевичу Смелякову:
«Всякий раз, когда я вспоминаю ту осень 1941 года, на память приходит замечательный коммунист, начальник железнодорожной станции Голутвин Федор Илларионович Михин, который был инициатором создания бронепоезда[210].
Хочется рассказать об одном эпизоде той давней поры. Связь завода с этой станцией была самой тесной еще с довоенной поры. В дни эвакуации завод и станция были единым организмом, усилия которого были направлены на выполнение общей задачи. Общение и личные контакты руководителей завода и станции были часты и полезны.
Станция работала с максимальным напряжением, четко. Начальник станции любил порядок и… оружие. Видимо, любовь к оружию осталась у Михина со времен Гражданской войны, участником которой он был. В порядке подготовки к защите своей любимой станции Михин собирал самое различное оружие самыми разнообразными путями и средствами. Через станцию проходило в день несколько воинских эшелонов. Если они останавливались в Голутвине, то коллекция оружия станционного начальника неизменно пополнялась. Он выпрашивал у начальников эшелонов и других командиров оружие обязательно с боеприпасами. Чего только не было у него в сейфе, столах и шкафах! Тут и наган, и маузер, и вальтер, и парабеллум, и гранаты-лимонки, и многое другое.
Но это не все. У Михина оказалось восемь пушек калибра 152 мм. Они стояли в тупике на платформах, пришли без документов, и вот уже более двух недель ими никто, к удивлению, не интересовался. Начальник станции запрашивал центр, но определенного ответа не последовало»[211].
С миру по нитке – бронепоезду полное вооружение
История обнаружения этих «бесхозных гаубиц» во владениях товарища Михина в полной мере отражает обстановку осени 1941 года в Коломне, когда многое держалось на частной инициативе людей, организовывавших оборону города. Одним из них был лейтенант Петр Залманович Горелик, командир дивизиона 15-го запасного артполка.
В 1940 году «по комсомольскому набору» выпускник Одесского артиллерийского училища лейтенант Горелик попал в Военно-юридическую академию, где проучился один курс. С началом войны курс расформировали, и офицера-артиллериста Горелика направили в 15-й запасной артиллерийский полк, состоявший из восьми дивизионов. По мере обострения оперативной обстановки на фронте четыре дивизиона, получив вооружение, направились на фронт, три других дивизиона поехали в Киров, где предполагалось наладить выпуск самоходных орудий, экипажи которых формировались бы из состава этой части.
В Коломне остался только один дивизион в составе 500 человек. Им командовал Горелик, отвечавший за боевую подготовку артполка. На вооружении дивизиона состоял… пистолет командира и 300 лопат. Горелик рассказывает:
«Когда я вспоминаю об этом, не могу отделаться от мысли, что наши занятия напоминали подготовку рекрутов в период Первой мировой войны: тогда ружейным приемам нередко учили за неимением винтовок на деревянных муляжах. Умельцы нашего дивизиона приспособили ствол березы, закрепили его на колесе телеги, и на этом муляже мы готовили наводчиков. Орудийные номера в основном орудовали лопатами – учились обустраивать огневую позицию. Легче было с подготовкой управленцев. Здесь не требовалось какое-то специальное учебное оборудование: планшеты изготовили сами без труда, а бинокли у нас были»[212].
Дивизион подняли по тревоге 16 октября – это был знаменитый «день паники в Москве», – личному составу было приказано явиться в Москву, в распоряжение командующего артиллерией Московской зоны обороны. События эти разворачивались на фоне приказа об эвакуации столицы, когда по Москве поползли слухи о сдаче города немцам. Промышленные предприятия закрывались. Их работникам выдавали месячную зарплату вперед, как выходное пособие. Из Москвы начался массовый исход жителей. В то же время произошли погромы магазинов, нападения на склады и железнодорожные пакгаузы. Московское метро на один день (как раз 16 октября) остановилось.
Для пресечения паники и хаоса были приняты жесткие меры, предусматривавшие исключительную меру наказания – расстрел на месте – в отношении паникеров, погромщиков, мародеров, диверсантов, распространителей слухов. Это подействовало, но для обеспечения порядка в Москве не хватало сил милиции и частей НКВД, а потому на улицы города вышли патрули военных. Видимо, личный состав дивизиона, вызванного из Коломны, намеревались использовать в этих операциях, но узнав о том, что артиллеристы не имеют оружия, их отправили обратно, в распоряжение коломенского Городского комитета обороны, фактически поручив вооружаться, чем смогут. И вот командование запасного дивизиона стало искать вооружение, обследуя склады:
«Командир приступил к розыску орудий для своего подразделения на складе
