Моя Америка - Шерман Адамс
Вскоре после этого разговора мое заикание резко ухудшилось. Я пошел к доктору и объяснил, что заикание мешает моей службе: у меня возникают огромные трудности при опросе кадетов и офицеров, что входит в мои обязанности в отделе кадров. Но лечить меня было некому — логопеда на базе «Хэрлиген» не было.
Доктор послал телекс в Вашингтон, в штаб-квартиру ВВС. Ответ был коротким — перевести меня на базу «Максвелл». Доктор сказал, что там мне смогут помочь. База «Максвелл» находится в превосходном штате Алабама.
Алабама чуть не свела меня с ума!
Алабама
Бирмингем, штат Алабама, 7 августа. Выкрикивая то ругательства, то молитвы, сегодня на костре недалеко от Энтерпрайза умер негр по имени Джон Пеннингтон. Он стал жертвой огромной толпы расистов.
Я приехал в Алабаму примерно в то же время, что и Мартин Лютер Кинг. Точнее сказать, за пять месяцев до знаменитого бойкота автобусов в Монтгомери. В то время имя Кинга не сходило с уст во всем мире.
Мне никогда не нравилась философия непротивления злу, но я испытываю огромное уважение к доктору Кингу и восхищение его мужественной борьбой с расизмом. Чтобы совершить то, что он сделал в Монтгомери, нужно иметь мужество льва.
Мне впервые пришлось лететь на самолете из Техаса в Алабаму. Здесь находилась база ВВС «Максвелл», где офицеры проходили повышенный курс обучения. Первое, что можно было увидеть, подъезжая к базе, — это огромный щит с надписью: «Добро пожаловать в «Максвелл», город Монтгомери. База 3610 и эскадрилья тяжелых бомбардировщиков. Наша задача — спасти мир для демократии».
Монтгомери ничем не отличался от городов Южной Африки, например от Йоханнесбурга. На каждом шагу встречались таблички «только для белых» — на такси, на барах, на лифтах. Особенно бросалась в глаза сегрегация на автобусном транспорте, принадлежавшем компании с Севера страны.
На автобусных остановках белые сидели на скамейках, а черным приходилось стоять. Когда подходил автобус, негры должны были покупать билет у шофера, а затем садиться только через заднюю дверь.
Я заплатил за проезд и начал пробираться к местам сзади.
— Эй ты, большой негр-летчик, — окрикнул меня шофер. — Это тебя тоже касается. Садись в конце автобуса, как все другие ниггеры, иначе я позову полицейского!
Подчиняться этому распоряжению было унизительно, но у меня не было другого выхода.
Во время гражданской войны Монтгомери был столицей рабовладельческого Юга, а президентом Конфедерации южных штатов — Джефферсон Дэвис. В его честь была названа главная улица в негритянском гетто. Там мы, черные, пели, танцевали и проклинали расистов.
Вар недалеко от улицы Дэвиса всегда охотно посещали парни с базы ВВС. Девушки в дешевых платьях развлекали нас. Иногда мы забегали в соседний магазин, чтобы подешевле купить виски. В Алабаме все винные магазины разделены пополам длинной цепью. По обе стороны стоят ящики с бутылками от пола до потолка. По одну сторону цепи бутылки продаются белым, а по другую — черным.
На базе я два раза в неделю занимался с логопедом, но у нас ничего не получалось. Он соглашался, что обстановка, в которую я попал, способствовала ухудшению моего заикания. Но когда я попросил его походатайствовать о моем переводе на любую базу на Севере, он отказался это сделать. Фактически мне предлагалось последовать примеру других и приспособиться к расизму и сегрегации.
Но на Юге имелось множество негров, которые не могли смириться с расизмом. Я был свидетелем того, как расизм ставил черных на грань умопомешательства и медленно убивал их. Первыми ломались латиноамериканские негры. Они говорили на испанском или португальском языке и не считали себя неграми, хотя и были темнокожими. А на американском Юге, как и в Южной Африке, не делают различий между цветными и черными. Если ты не белый, значит, ниггер и должен быть сегрегирован.
На территории базы располагался центральный госпиталь для всех юго-восточных штатов Америки. Там находилась и крупнейшая больница для умалишенных. Каждый день сюда привозили негров в смирительных рубашках или в наручниках. Некоторые пытались покончить жизнь самоубийством, вскрыв вены, отравившись газом. Другие пытались повеситься или застрелиться, лишь бы не стать жертвой расизма.
В отделении, куда поместили меня, было много негров — жертв гражданской полиции. Как правило, их привозили в тяжелом состоянии, зверски избитых. После обследования их отправляли обратно в камеры к своим мучителям.
Мне удалось получить у логопеда увольнительную, чтобы повидать в Атланте Мэри и маму.
В небольшом местечке недалеко от границы штатов Алабама и Джорджия автобус остановился, чтобы люди смогли немного размяться. Там не оказалось никаких удобств для цветных — ни комнаты ожидания, ни фонтанчиков с водой, ни туалета. Только небольшое окошко в стене, где цветные могли купить билеты и получить необходимую информацию.
Передо мной в очереди стояла пожилая негритянка с маленьким ребенком на руках. Она вежливо спросила у белой женщины, продававшей билеты:
— Извините, мэм, где находится туалет для цветных?
Кассирша махнула в сторону кустов за автобусом и сказала:
— Там!
— Извините, мэм, но я стара, и у меня на руках маленький внук. Можно мне воспользоваться туалетом для белых?
Вместо ответа кассирша сунула ей в руки кусок туалетной бумаги, что означало, что она должна идти в кусты.
Неделю спустя, вновь проезжая это место, я обратил внимание на табличку, установленную на границе с Джорджией: «Ниггер, если ты умеешь читать, будет лучше для тебя, если ты уберешься отсюда! Добро пожаловать в Джорджию!»
Дела в Атланте обстояли не блестяще. Мэри ждала от меня ребенка. Она считала, что было бы хорошо, если бы мы поженились и я завербовался бы в авиацию еще на двадцать лет, чтобы иметь возможность содержать семью. Шурин Мэри, совершенно изнемогавший от непосильной работы — он каждый день таскал мешки с углем, — утверждал, что его самая большая ошибка в жизни заключалась в том, что он в свое время не записался в армию.
У меня же не было никакого желания оставаться в ВВС. Поэтому, нежно сжимая руку Мэри, я объяснил ей, что свадьбу придется отложить, так как мне необходимо
