Светлана Аллилуева – Пастернаку. «Я перешагнула мой Рубикон» - Рафаэль Абрамович Гругман
– А кто её поздравит с днём рождения?
Сегодня грустно:
– Я сочинила две строчки стиха о маме, а дальше не знаю.
– Какие?
– «Прощание было долгим, и она уехала электричкой…» – о последнем дне, когда она видела маму.
23.11.87
У Аси не по-детски тонкое и чуткое восприятие. Она добра и открыта. Но чуть кто обидел её – падает на кровать с маминой фотографией и исступлённо на неё смотрит…
Пару дней назад я прикрикнул на неё вечером, что она бездельничает. А на второй день вижу стих:
Мама!
Мама, милая моя,
В могилу ты ушла.
Не в возрасте туда ушла,
Не в ста годах то было.
А было в тридцати шести годах,
Когда мне девять было.
1.12.87 г.
– Помнишь, я пришла домой и спросила тебя, где мама.
– Когда?
– А тогда, осенью. Я шла домой. Я себя убедила, что мама дома, что пришла домой. И спросила: «А где же мама?»
В этот же день:
– Вы статуйку (памятник) уже поставили?
* * *
– У меня всё время мысли, не виновата ли я, не из-за того, что я родилась, она умерла.
* * *
– А как Фима узнал? А как узнала тётя Оля? Тётя Света?
8.12.87
Весь предыдущий вечер у меня была соседка. Сегодня перед сном:
– Те, которые живут одни, которых мама не знала. Я не люблю их.
– Как это?
– Ну те, которые живут без мужа.
– Почему?
– Ну, сама не знаю. Не люблю и всё. Ты меня понял?
Я сказал ей, чтобы она не волновалась, поцеловал и пожелал спокойной ночи.
10.12.87
Утром в её комнате нашёл на столе записку, написанную для меня накануне: «Папочка, ну не могу я без мамы, не могу! Ну почему у других детей мама есть, а у меня нету. Ведь я тоже человек, а особенно я ребёнок, я не хочу стать сейчас взрослой, потому что тогда скоро умру. И ведь ты умрёшь, и я, и мама умерла, и Эмма, и Фима, и Мила, и Юра, и даже маленькая Региночка. Я боюсь! Нас потом забудут! Забудут мамочку, добрую, ласковую, забудут тебя, строгого, доброго, меня, всех, всех. А я не хочу! Не хочу! Ты расстроишься, когда это прочтешь, но… спокойной ночи. Ася.
P.S. Рассказывай больше о маме. Ася».
12.01.88
Вечернее чаепитие.
– Я везде делаю мамин уголок. У меня и в пансионате был. Никто об этом не знал. Там такая поляна, – показывает на кухню, – и вокруг густая трава. Я потому и выбрала её. Я рвала цветы и приносила туда. И мама как будто тоже была с нами.
Затем опять вспоминала, как мы шли по рельсам к вокзалу и что она чувствовала, и уже со слезами на глазах:
– 31-го я была у Эммы. Сидела на кухне и кушала. И вдруг пришли тетя Лида, Фимины друзья, и я подумала, а вдруг мама умерла, и сама не знаю почему, у меня появились слёзы. Я так и не могу до сих пор понять, почему у меня потекли слёзы. Я что, уже знала, но не понимала этого?
А с первого на второе я ночевала у Полинки. Она подошла ко мне, и я начала плакать, что скучаю за мамой. А она говорит: «Всё будет хорошо, Асенька, успокойся, а то я тоже заплачу».
Затем опять просила повести её на кладбище. Она бы принесла игрушки и украсила ёлочку. Или хотя бы сфотографировать могилку. Просила, чтобы я её нарисовал: «Ты же художник».
С трудом успокоил и уложил спать.
25.01.88
Позавчера начала играть в четвертьфинале мужского первенства шахматного клуба Малиновского района. Выиграла первую партию у мужчины лет тридцати. Домой пришла возбуждённая и счастливая. Утром в воскресенье садимся завтракать, я включаю магнитофон – праздник продолжается…
Звучат первые звуки «Лаванды», и Ася со слезами на глазах бросается в свою комнату. Я за ней – успокаиваю. Ася рыдая:
– Эту же песню мы с мамой разучивали! Я даже помню, как это было!
Потом успокоившись:
– Второго сентября я ночевала у тёти Светы. Я не хотела идти домой ночевать. Целый день я просидела на диване и молчала. А когда Наташа позвала меня кушать, я заплакала. Она говорит мне: «Ася, думай, что это сон». А я ей отвечаю: «Наташа, как ты можешь так говорить? Если бы у тебя мама умерла, ты бы тоже говорила, что это сон?»
17.02.89
Только что пили на кухне компот с бубликом и говорили о маме. Ася говорит, что она её почти не помнит, лицо – больше по фотографиям. Она помнит Бугаз, как мама её успокаивала, готовила на кухне блины.
Меня она очень любит, называет «пуся», всегда целует, а сейчас сказала: «Я тебя, наверно, любила больше, чем маму, потому что ты больше был со мной». Меня это укололо. Это не так. Она скучает по маме, переживает, что у всех мама есть, а у неё нет.
Не знаю, в каком возрасте можно дать ей прочесть «Повесть о маме».
* * *
Такие же воспоминания могли бы сохраниться о 10–13-летней Светлане, но записывать их было некому: с братом она близка не была, а папа-Сталин увлечён был государственными делами и в повседневной жизни с дочерью виделся редко. Эти годы пришлись на 1936–1939-й, когда многие, кого она привыкла видеть в их доме, были расстреляны или находились в тюрьме, в том числе, Мария Сванидзе, записывавшая в дневнике свои наблюдения. Стихотворение Светланы о встрече с ожившим памятником, потрясшее Марфу Пешкову, не сохранилось. Как и не сохранились иные её детские стихи и рассказы, обращённые к маме.
Брат и сестра
Хотя между братом и сестрой было всего лишь пять лет разницы, Вася в воинской форме выглядел солидным, и хотя они не были дружны, в первые месяцы войны она им гордилась. К лётчикам относились уважительно, они окружены были ореолом романтики, но Вася быстро продемонстрировал сестре, что свои подвиги совершает на другом фронте (любовно-алкогольном) и воюет преимущественно с женщинами.
Марфа вспоминала, как однажды Василий ввалился с пьяными друзьями в комнату, в которой девочки находились вместе с Галей, его женой, и потребовал, чтобы Галя рассказала им анекдот. Галя отказалась. Вася подошёл к жене и ударил её изо всей силы. Галя упала на диван. Светлана резко сказала ему: «Выйди вон, немедленно». Он
