Светлана Аллилуева – Пастернаку. «Я перешагнула мой Рубикон» - Рафаэль Абрамович Гругман
Она по-новому взглянула на арест Юли и на её четырёхлетнюю дочь Галю, пока ещё не вспоминающую, куда подевалась мама, мысленно ощутила себя на её месте, также жившую долгое время беззаботно и не тоскующую о маме. Гале Джугашвили, её племяннице, как и ей, тоже ведь никто не сказал правду.
Правда, которую она узнала, оказалась жестокой. Пошатнулась вера в величие отца, в его правоту во всём, в необходимость беспрекословно подчиняться его воле – и он, не привыкший ни перед кем оправдываться, будет ругать Серго Берия, потому что испугается за психическое состояние дочери, когда узнает, что тот привёз ей в подарок с фронта немецкий трофей, пистолет. А незадолго перед своей смертью будет оправдываться перед молодой женщиной, матерью его внуков, и выкручиваться, сглаживая свою вину перед дочерью.
С того момента, когда Светлана узнала правду, начался конфликт с отцом. Сначала внутренний, безмолвный, который в тот же год, в годовщину самоубийства Надежды Аллилуевой, выплеснулся наружу, на Каплера, случайно оказавшегося рядом с ней, а на следующий год после ссоры с отцом – ударом по его самолюбию, когда по окончании школы она заявила ему, что хочет перейти на фамилию матери…
Светлану раздирали противоречия. Сперва ей казались кощунственными обуревающие её сомнения о величии отца, когда шла кровопролитная война и все надежды на победу связывались с именем Сталина, когда, как писали газеты, с его именем на фронте бойцы поднимались в атаку и бросались на амбразуру вражеских пулемётов. В военной кинохронике, которую крутили в их куйбышевской квартире, постоянно звучал лозунг: «За Родину!», «За Сталина!» Его писали на броне танков. Её переполняла гордость. Она ведь тоже была Сталиной…
…Ненадолго в Куйбышев прилетел Вася, повидать жену Галину Бурдонскую, родившую сына[41]. Марфа Пешкова, школьная подруга Светланы, вспоминала, как Василий, прилетев на военном самолёте в Ташкент, где их семья находилась в эвакуации, уговорил её маму отпустить Марфу в Куйбышев повидаться со Светой.
Душевные волнения – источник литературного вдохновения. Светлана в Куйбышеве была одинока – она ни с кем не могла поделиться переживаниями, крик души выслушал бумажный лист, как будто только для этого предназначенный.
Несомненно, Светлана читала Пушкина, «Каменный гость», и была впечатлена ожившей статуей командора, пришедшей на зов доны Анны. Светлана почувствовала себя ею. Она прочла Марфе стихотворение, которое её потрясло: Светлана пришла на кладбище и увидела идущую ей навстречу ожившую скульптуру матери.
…В Куйбышеве она начала писать короткие рассказы, один из них, «Перегонки», она прочла Марфе: о лихом водителе, который мчался наперегонки с поездом. Он его обогнал, но погиб – такая вот трогательная история о бесшабашном водиле (им вполне мог быть её брат, любивший скорость и отличавшийся безрассудством).
И вновь красный альбом
Запомнившееся Марфе Пешковой стихотворение Светланы об ожившей скульптуре матери, идущей ей навстречу при посещении кладбища, напомнило мне вопрос дочери: «Вы статуйку <памятник> уже поставили?» Две девочки сидят предо мной с одинаковой в чём-то судьбой: дочь и та, которую никогда я не видел. И я вновь раскрыл красный альбом. Читая записи об одной, вижу и понимаю другую…
15.03.87
Недели две назад призналась со слезами на глазах:
– Я обманула маму.
– Как это?
– Помнишь, вы мне давали деньги в школу на завтрак. Я не все их тратила и собирала, чтобы, когда у вас не будет денег, чтобы дать их вам. И вот я выждала момент. Помнишь, мы ехали на причал и зашли с мамой в магазин? Там были тортики, которые мама хотела купить, но у неё не было денег. И тогда я дала ей деньги. Она спросила: «Откуда они у тебя?» И я соврала – сказала, что я их нашла. Как ты думаешь, она простит меня?
Я успокоил её: «Мамочка простит, ведь сделала ты это из добрых побуждений».
28.04.87
В «Молодой гвардии» в турнире «Белая Ладья» на девичьей доске заняла третье место и выполнила норму первого разряда. Команда стала чемпионом Украины. Никак не могла поверить и спрашивала всех:
– Так скажите, у меня есть первый разряд или нет?
На прошлой неделе упала в шахматном клубе и рассекла лоб. Вечером с перевязанной головой мы пошли в больницу скорой помощи, а по дороге она мне объяснила, почему у неё было много крови:
– У меня голова напряглась, а когда всё внутри напрягается, то всегда много крови. Я совсем не плакала. Как мама. Помнишь, ты мне рассказывал, как она поранила ногу и не плакала.
14.05.87
– Извини меня, я давно хотела тебя спросить, как мама умерла.
11 лет. 13.11.87
3 ноября учительница труда выговаривала Асе за то, что она не принесла нужную тряпочку для шитья:
– У тебя что, мамы нет! Тебе что, мама не может дать простыню!
На перемене Ася подошла к ней и сказала, что у неё действительно нет мамы.
Та: «Я знаю! Так папа может купить. Или бабушка».
Ася пришла домой в бешенстве:
– Гадина! Как она могла такое сказать! Я ей никогда это не прощу!
* * *
А 7 ноября вечером, может, виной тому были новые фотографии мамы, которые я поставил в книжном шкафу (уже снял их), с Асей была истерика.
– Это же глупо! Мои письма к ней – это глупость! Я порву их! Нельзя писать мёртвому человеку! Это глупо, глупо!
Она вцепилась в меня и рыдала, не отпуская ни на шаг. Я дал ей элениум, уложил в постель, лёг рядом и спокойно старался убедить, что ничего глупого в этом нет. Она должна советоваться с мамой, учиться у неё…
В течение десяти дней была очень возбудима. Я, конечно же, был в школе. Разговаривал с учительницей труда и с завучем.
Всё время заводит разговоры о маме. Вспоминает, как первого сентября в школе узнала от Вовы Карпенко о смерти мамы:
«Он спросил на торжественном построении:
– Ася, у тебя что, мама умерла? – Я ответила: “Нет” – и удивлённо посмотрела на Инну, а та почему-то отвернулась. – Почему вы мне сразу не сказали?»
В другой раз:
– Почему ты не взял меня тогда с собой в Москву? Папочка, пожалуйста, возьми меня на кладбище. Вот Рада была и говорит, что детей пускают. Пожалуйста.
В день своего рождения (она родилась
