Михаил Девятаев - Николай Андреевич Черкашин
В разговорах со „старожилами“ лагеря я получил самые неутешительные сведения об условиях жизни и обращении с заключенными. Лучшего, конечно, я и не ждал. Но была и хорошая новость: на острове есть военный аэродром! Из лагеря туда ежедневно гоняют на разные работы команду из заключенных в 45 человек. Каждое утро эсэсовцы насильно подбирают людей в эту команду, потому что все избегают ее. Труд там каторжный, целый день на ветру, дующем с моря, да еще на голодный желудок. Из этого я заключил, что попасть туда будет не так уж трудно.
На другой день меня, точно по заказу, взяли в аэродромную команду. На аэродроме мы разгружали цемент, подвозили песок, засыпали воронки после бомбежки, бетонировали взлетные дорожки. Руки и ноги коченели от холода, свирепый ветер с моря, будто заключив союз с фашистами, изматывал наши силы, выдувая из наших тел последнее тепло. Чтобы хоть немного защититься от холода, мы надевали на себя под лохмотья бумажные мешки из-под цемента. За это нас лупили палками, грозили суровым наказанием. Но теперь я не роптал на свою судьбу, потому что видел перед собой цель, достижение которой окупит все страдания».
Глава вторая
Угнать самолет!
«Как родилась идея угнать самолет? – усмехался Девятаев моему вопросу. – Да никак она и не рождалась. Она жила со мной всегда. Сначала как заветная мечта. Мечта маловероятная. Поэты в таких случаях говорят – грезы… Вот у цыгана всегда в крови – угнать коня. Вот так и у меня – в крови это жило… Я же летчик, а вокруг самолеты… Стал присматриваться к окружающим, прислушиваться к их разговорам и убедился, что народ здесь замечательный, готовый горы свернуть. У всех на уме было одно: как вырваться из фашистского ада? Значит, можно было начинать подготовку к захвату вражеского самолета. Надо подобрать группу наиболее надежных, особо отважных, готовых на любой риск товарищей. А риск очень большой, поплатиться можно не чем-нибудь, а самым дорогим для человека – жизнью! Ведь захватывать самолет и улетать придется среди бела дня и буквально на глазах у врага. Это не в родном полку… Я невольно вспомнил своего командира эскадрильи – Владимира Ивановича Боброва. Он всегда ободрял в тяжелую минуту, радовался успехам подчиненного. О, как бы дороги были его советы в эти минуты! Что он делает теперь?»
Как ни скрывали от заключенных правду о положении на фронтах, все же узники Узедома знали, что Советская армия ведет победоносные бои, и ведет их уже на вражеской территории. Это придавало им силы. Тем более это было важно знать Девятаеву: где именно проходит линия фронта? Куда лететь? Ведь у него не было никаких карт, даже самой примитивной – школьной географической карты, устроила бы и контурная, но не было и контурной. Оставалось уповать только на летную интуицию да на сердце, которое как компас покажет дорогу…
О том, что Восточный фронт немцев рушится, можно было судить по следам сокрушительных ударов советской авиации по аэродрому.
– Хорошо поработали наши ребята! – обычно говорили заключенные после каждого налета. Только сожалели, что ни одна бомба не нарушила ограждения лагеря.
В первых числах января 1945 года советская бомбардировочная авиация во время ночного налета разбомбила два ангара, вывела из строя взлетно-рулежные дорожки и сожгла 12 немецких самолетов. Это очень обрадовало всех заключенных, вселило уверенность в скором освобождении.
Охранники поспешно собрали из пленных специальную рабочую бригаду для устранения последствий этого налета. Но налеты повторялись все чаще, так что спецбригада уже не успевала засыпать бомбовые воронки и заливать их бетоном. Да никто особо и не спешил с этим делом. Обломки немецких самолетов, тягачей, руины ангаров радовали глаз…
Однажды во время выгрузки цемента на железной дороге Девятаев увидел, как один военнопленный сыпал песок в буксы вагонов. Заметив, что за ним наблюдают, он скрылся, но Михаилу удалось запомнить его веснушчатое лицо и шрам на носу.
М.П.Девятаев:
«Я понял, что этот человек способен на любой риск, что его необходимо привлечь к осуществлению моего плана побега. Два дня я искал его, а он скрывался, видя, что я его преследую. Наконец, он чуть не зарезал меня, приняв за фашистского сыщика. Только через некоторое время он убедился, что я свой человек, и мы стали с ним друзьями.
Это был Володя Соколов. В лагере его звали просто Курносый. В плен Володя попал в начале Отечественной войны, прошел через многие тюрьмы и лагеря, был удивительно находчив и изворотлив. Владея немецким языком, он даже вошел в доверие к немцам и был назначен помощником „капо“ (бригадира), что давало ему возможность облегчать участь товарищей.
До случая с песком я серьезно остерегался с ним разговаривать, брезгливо сторонился, думая, что он фашистский прислужник, но глубоко ошибся. На самом деле Курносый был советским патриотом, питавшим ненависть к фашистам. Один эсэсовец до смерти замучил военнопленного. Узнав об этом, Курносый изменился в лице и, скрипнув зубами, сказал:
– Этому извергу дорого обойдется кровь наших людей! Я ему, гаду, устрою…
Видел я и то, как однажды Курносый отдал свою порцию супа обессилевшему поляку. Все это заставило меня изменить о Курносом свое мнение.
…В лагерях я был невольным свидетелем того, как издевались эсэсовцы над советскими мальчиками-подростками. С содроганием в сердце смотрел я на их отощавшие ручонки и ножки. Чистые глазенки детей были грустными, печаль съедала детство маленьких невольников.
Я познакомился с Колей Урбановичем в нашей планирен-команде. Разравнивая на земле бетонный раствор, он ставил свою лопату рядом с моей, ему было тяжело. Изнуренное бледное личико, слабые детские плечи, тоненькая шея, мокрая от дождя спина. Бригадир нашей команды за что-то взъелся на Колю Урбановича. Он приказал мальчику таскать рельсы, чтобы проложить колею, по которой ходили вагонетки. Я помог Коле выполнить эту работу. Во время обеда Коля заговорил о себе.
Жил он в селе под Бобруйском. Пришли оккупанты, провели облаву, схватили ребят, посадили в товарные вагоны и привезли в Германию.
– Со мной была моя сестра, – рассказывал Коля. – Попали мы к бауэру, работали в поле. Было очень тяжело, и мы решили бежать. Бросили лопаты и ушли в лес. Шли долго, ели сырую картошку, лесные ягоды. А когда выпал снег, забрались в сарай, там нашли консервы, какие-то комнатные дорожки, взяли все это и еще несколько дней прожили в лесу. Нас выследили полицейские. Били за попытку бежать, допрашивали
