Михаил Девятаев - Николай Андреевич Черкашин
Крах радужных и вполне обоснованных планов фюрера и его приспешников произойдет в феврале 1945 года. А до этого, десятью годами раньше – в предрождественские дни 1935 года – будет сделан выбор секретной территории для секретных разработок. Именно тогда на Узедом, где размещались несколько старых морских курортов, приехал в несезонное время рослый щеголеватый майор ВВС Вальтер Дорнбергер. Приехал не один, а с целой группой инженеров авиационного профиля. Они с трудом пробились на вездеходах в пустынную и почти непроходимую северо-западную оконечность острова, и все, как один, одобрили это место для небывалого строительства – ракетодрома и завода по производству баллистических ракет стратегического назначения.
Уже в следующем году по соседству с рыбацкой деревушкой Пенемюнде началась грандиозная стройка. В течение следующих трех лет среди сосен и дюн Узедома вырос колоссальный экспериментальный ракетный центр, существование которого поразительно долго удавалось скрывать от воюющего мира.
Наиболее впечатляющим сооружением центра было огромное здание F-1 (Fertigungshalle 1), предназначенное для конвейерной сборки баллистических ракет дальнего действия. Длина его пролета составляла 96 метров, причем внутри залов не было опорных конструкций, поскольку они помешали бы работам. Изначально предполагалось, что в них будут трудиться квалифицированные специалисты, но таких задействовали на производствах, более важных для фронта, поэтому один из подвалов F-1 переоборудовали в помещение для содержания заключенных, и в июле 1943 года 500 человек привезли туда из концлагерей Бухенвальд, Заксенхаузен и Равенсбрюк.
С этого времени система принудительного труда в Пенемюнде быстро расширялась. Были организованы лагеря, получившие названия по ближайшим поселкам: Карлсхаген-1 и 2 (Karlshagen I und II), Трассенхайде (Trassenheide) и Вольгаст (Wolgast).
Здесь создавалось не имеющее аналогов «оружие возмездия» – Фау-2, благодаря которому Гитлер рассчитывал выиграть Вторую мировую войну. По иронии судьбы, «чудо-оружие» лишь ускорило крах нацистов.
Судьба даровала мне знакомство с удивительным человеком, чье имя долгое время было строго засекречено, – одним из ближайших соратников Сергея Павловича Королева академиком Борисом Евсеевичем Чертоком.
«В Пенемюнде я прилетел 1 июня. Тогда я еще не осознавал, что еду на то географическое место на берегу Балтийского моря, которому в истории суждено быть стартовой площадкой для начала великой ракетной гонки XX века. В эту гонку будут втянуты десятки народов всех континентов, и к концу века почти все армии мира в том или ином виде обзаведутся ракетным оружием», – писал он в своих мемуарах «Ракеты и люди».
Ракетная гонка СССР и США действительно началась в северо-западной части Узедома, на бывшем немецком полигоне Пенемюнде, ставшем местом, где родились первые в истории планеты баллистические ракеты дальнего действия. «Здесь они разрабатывались, производились и испытывались, – вспоминал Б. Е. Черток. – Здесь же была сформирована и инженерно-конструкторская команда Вернера фон Брауна, чьи сотрудники были разделены между Советским Союзом и Соединенными Штатами после окончания Второй мировой войны».
Историческая справка
Вальтер Дорнбергер (1895–1980) в 1937–1945 годах руководил ракетным исследовательским центром в Пенемюнде. Здесь при техническом руководстве Вернера фон Брауна была создана ракета Фау-2. С ноября 1944 года курировал создание ракеты Фау-3.
В 1945 году вместе с Вернером фон Брауном и своей ракетной группой Дорнбергер сдался в плен американцам. После войны, отбыв наказание за военные преступления, работал научным консультантом американской ракетно-космической фирмы «Белл Эйркрафт».
Дорнбергеру принадлежат слова: «Ни одно частное лицо или государственное учреждение не могло позволить себе трату миллионов марок на создание больших ракет, если это ограничивалось бы исключительно интересами чистой науки. Перед нами человечеством, согласным на любые затраты, была поставлена задача решить великую цель и сделать в этом отношении первый практический шаг. И мы открыли дверь в будущее…»
Рядом с засекреченным ракетным центром Пенемюнде, где производились и испытывались новейшие ракеты Фау, находились одноименная авиабаза с аэродромом и два лагеря – «Карлсхаген-1» и «Карлсхаген-2». В первом содержались отобранные по всем немецким концлагерям высококлассные специалисты; именно они занимались производством ракетных узлов в сборочных цехах завода. «Спецов» кормили намного лучше, чем остальных узников, да и лагерный режим у них был полегче.
«Карлсхаген-2» принадлежал люфтваффе, его узники использовались для трудоемких аэродромных работ. Девятаев и его товарищи жили в бараках именно этого лагеря. Условия жизни здесь тоже оставляли желать лучшего, однако местное начальство не считало узников «расходным материалом», который можно и нужно использовать в различных изуверских экспериментах. И это уже было благо. К тому же охрану здесь несли не лютые эсэсовцы, а резервисты, непригодные для передовой по здоровью, и были они довольно покладистые дяди.
Из-за болотистой почвы бараки в лагере стояли на сваях, однако там все равно было очень сыро. Еды, даже плохого качества, выдавали мало, и заключенные голодали. Из тысячи двухсот душ, которых вмещал лагерь в конце 1944 года, из-за невыносимых условий и наказаний умерли 248 человек.
Помимо всего прочего жить на Узедоме, в Пенемюнде, было просто опасно из-за периодических бомбардировок авиацией союзников. Британцы знали, откуда летят ракеты на Лондон, и потом бомбили Узедом нещадно. Бомбили по площадям, поскольку точное местоположение хорошо замаскированного ракетодрома было им неизвестно. Один из узников тех страшных мест, военнопленный из лагеря Вольгаст Петр Дроздов, вспоминал:
«Утром, сразу после проверки, всех вывезли за город, погрузили в большие грузовики и повезли на остров Узедом. Только к двум часам дня мы пришли к месту работ. По дороге видели результаты воздушной атаки, целые поселки были полностью уничтожены, на дорогах во многих местах огромные воронки, железная дорога, вдоль которой мы шли, была выведена из строя на многие недели, в нескольких местах, прямо на обочине, были сложены трупы, покрытые брезентом, ожидающие погребения или вывоза. Было прямое попадание бомбы в общежитие ремесленной школы, там погибли больше семидесяти мальчиков, мы видели их трупы.
Нашей команде повезло с работой, но двум другим пришлось участвовать в разборке совершенно разрушенных зданий, где в момент воздушной атаки по каким-то причинам оставалось много работающих людей. Вытаскивали из-под развалин трупы, а часто только части тел погибших, складывали в клеенчатые мешки, даже не имея уверенности, что все, что они вкладывали в мешок, принадлежало одному и тому же погибшему. Наши пленные, попавшие на работу, до предела устали и измучились не столько физически, сколько психологически. Многие даже отказались от еды, а, помывшись, сразу ушли в барак спать».
Эту мрачную картину дополняет и Михаил Девятаев:
«Остров, покрытый лесом и болотами, был отрезан от суши широким проливом Балтийского моря. Серое осеннее небо сливалось с бескрайней водяной пустыней, которой, казалось, нет ни конца, ни края. Шел мокрый снег, дул промозглый морской ветер. Нас привели в лагерь, состоявший
