Озаренные - Леонид Михайлович Жариков
5
Александр Кольчик получил квартиру невдалеке от шахты. В квартире сделали ремонт, темную кладовку переделали в ванную. Две обширные комнаты побелили, покрасили полы. К высокому крыльцу приделали добротные зимние сени.
Такой перестройке быта предшествовали серьезные события в семье Кольчика. Жена родила близнецов — двух девочек. Шахтеры, друзья Александра Кольчика, встретили эту весть веселым одобрением, подарили ему двухместную детскую коляску, покрашенную в нежно-салатный цвет, на резиновом ходу.
Яркий солнечный день. Александр получил передышку в бесконечной веренице дел и решил воспользоваться этим и установить на крыше телевизионную антенну. Во дворе, в тени, под развесистой акацией, стояла знаменитая шахтерская коляска, а в ней спала «крикунья». Другая, туго закутанная в пеленки, покоилась на руках у соседской девочки. Пятилетний сын Кольчика Генка в бескозырке с надписью «Герой» то и дело подбегал к сестренке и чмокал ее в щеку. Соня развешивала на протянутой веревке выстиранное белье.
Но вот зазвонил телефон: на шахту приехали венгерские комсомольцы, надо встречать их. Вслед за этим пришел почтальон с письмом от ростовского горняка с шахты «Нежданная» Александра Медведева, который вызывал бригаду Кольчика на соревнование.
Хороший денек! Александр отряхнул от пыли руки и посмотрел с улыбкой в солнечную степь. Мощный ФД повез с его шахты тяжелый эшелон пульмановских вагонов. Кольчику вспомнились дни далекой юности. Он хорошо знал эту могучую машину и представлял себе, как она, пожирая в огненной топке куски антрацита, усердно двигает стальными мускулами, везет добытый им уголь.
6
В Большом Кремлевском дворце проходило Всесоюзное совещание бригад и ударников коммунистического труда, куда был приглашен и я — автор очерка о бригаде Александра Кольчика. Гляжу в президиум и радуюсь: засилье донбассовцев! Рядом с Валентиной Гагановой сидит Мамай. Чуть поодаль — Кузьма Северинов. На груди у обоих поблескивают Звезды Героев Социалистического Труда. Не видно за столом третьего богатыря — Саши Кольчика. Говорят — уехал за границу.
После перерыва спешу через опустевший Георгиевский зал, сверкающий хрустальными люстрами, и слышу — кто-то окликает меня. Оглядываюсь. Идет улыбающийся Саша Кольчик. На лацкане его пиджака посверкивает золотом звездочка.
— Откуда ты, Саша?
— Только что прилетел из Софии, а сейчас иду из Президиума Верховного Совета — вручили звездочку, — и он погладил рукой новенькую, сияющую гранями Звезду Героя Социалистического Труда.
Крепко трясу ему руку и радуюсь, будто наградили меня.
Молодцы, донбассовцы! Знай наших!
———
Война.
Поезд осторожно движется по шатким рельсам. За окнами тревожно и темно. Изредка на горизонте вспыхивают зарницы или бьют дальнобойные орудия по врагу.
В кромешной тьме поезд подъезжает к Старобельску. В свете керосиновых фонарей поездной бригады видны разбитые немецкие доты, воронки от cнарядов, искореженные взрывом тавровые балки.
Вместо вокзала пустая коробка. На обгорелой стене видна выложенная из кирпича надпись: «С аробельск», буква «т» выбита осколком снаряда, и вместо нее зияет рваная пробоина.
Горько посвистывает ветер. Поезд отправляется дальше.
Луганск. За окном тусклый рассвет. Над хаосом взорванных заводских корпусов печально стоит фабричная труба, пробитая навылет снарядом. Холод, слякоть. Женщины и дети сидят на узлах под открытым небом. На привокзальной площади, где раньше была клумба цветов, свежая могила.
Лейтенант с ватой в ухе указывает бойцам дорогу в комендатуру. Смотришь вокруг, и не верится, что где-то здесь живут люди и есть помещение коменданта. Казалось бы, люди, ошеломленные хаосом смерти, должны потерять всякую волю к борьбе, к труду, к жизни. Восстанавливать бессмысленно — так невероятны, непостижимы и ужасны разрушения.
Но вот вижу на черной от пожара стене, меж пустых оконных глазниц броскую надпись красной краской: «Донбасс никто не ставил на колени, и никому поставить не дано!»
И как подтверждение этому гордому кличу все пути на станции забиты эшелонами с лесом из Архангельска, стеклом из Рязани, нефтью из Башкирии, со стальными листами московского завода «Серп и молот».
Становится теплее на душе, когда видишь всенародную помощь израненному Донбассу. И веришь: поднимутся новые строения из пепла. Они вырастут из земли, из той ненависти, которой пропитаны развалины, из любви и веры народной в свой светлый день.
СЕРП И МОЛОТ
Где сталь шумит потоком,
Светла и горяча,
Раскинулась широко
Застава Ильича.
Я. Шведов
У заставы Ильича
Легко шагать по ранним московским улицам, когда небо едва тронуто румянцем зари, а широкие проспекты безлюдны. Солнце, поднимаясь над кварталами, озаряет шатры кремлевских башен, высотные здания, золотые купола Ивана Великого. Сколько ни иди от центра до окраин, кажется, никогда не дойдешь, будто и нет конца бульварам, площадям, переулкам, проездам, набережным, мостам. Спит большая, красивая, беспокойная Москва, спят москвичи. Всюду тишина: лишь перекликаются в тополиной листве воробьи да прогремит где-то первый трамвай.
Застава Ильича!
Гулко отдаются шаги: спешат к проходным машинисты, вальцовщики, плотники, учетчицы, слесари, литейщики — цвет и гордость народа — рабочий класс!
Всякий раз, когда я подхожу к заводу, чем-то далеким и светлым трогает сердце. Знакомые картины, памятные с детства. Я вырос в заводской стороне, сам был рабочим, и сладок мне горький дым мартенов и литейных, гул паровозных колес, нежное шипение пара. Будто снова повторяется юность и я, семнадцатилетний, бегу на работу, спрятав завтрак в карманы замасленных брюк...
Сегодня я взволнован вдвойне: иду на прославленный «Серп и молот» — завод-ветеран, завод-историю, завод, породивший великанов сыновей — Магнитку, «Азовсталь», «Уралмаш». Давно уже сыновья переросли отца и стоят на просторах Родины точно богатыри. Впрочем, и сам он, старик, еще могуч как дуб. У него и посегодня учатся молодые заводы, учатся творить, искать новое. На его прокатных станах иногда катают такие марки стали, каких еще не бывало. Серпомолотовская сталь завоевала себе славу на земле, на море и в небесах. Эта сталь серебрится на малиновых колоннах станции метро «Площадь Маяковского». Ею окован величавый скульптурный монумент, что стоит у входа на ВДНХ; две колоссальные стальные фигуры — Рабочий и Колхозница — возвышаются над площадью, подняв в едином порыве символ страны труда — серп и молот.
Но не только сталью гордятся серпомолотовцы — еще больше людьми. Именно здесь в годы первых пятилеток зародилось движение ударников, подхваченное в
