Озаренные - Леонид Михайлович Жариков
— Перевозят воздух, напрасно уголь жгут в топках... Нет на вас Саши Кольчика... — приятно было думать о себе как о большом начальнике, который за подобные прогоны впустую крепко бы наказывал виновных.
Вскоре Сашу послали на Север, в Воркуту. Туда приехала и его невеста, с которой встретился еще на родине, в Сальских степях.
В Воркуте железнодорожники-комсомольцы избрали Сашу Кольчика своим секретарем. И хотя секретарю лет было маловато, его уважали товарищи.
В армию Саша пришел зрелым человеком. Не прошло и года, как он был назначен командиром взвода.
Никогда не думал Саша Кольчик, что судьба забросит его в тот край, где добывают уголь, в Донбасс. Не думал, не гадал, что станет шахтером. А случилось это перед самой демобилизацией из армии. Командир части собрал коммунистов и комсомольцев и сказал, что партия призывает молодежь ехать на стройки Сибири и Донбасса.
Не задумываясь, выбрал Донбасс. Пожалуй, ни одна профессия в стране, исключая летчиков да полярников, не пользовалась тогда таким уважением и любовью, как шахтеры.
Оформил документы и вместе с семьей — к этому времени у него уже был сынишка — приехал в донбасский городок Чистяково, а оттуда на шахту имени Лутугина. Он явился к парторгу Ивану Егоровичу Лобанову, по-армейски взял под козырек и заставил парторга улыбнуться.
— Куда тебя направить? — спросил Лобанов. — нас, у коммунистов, порядок один — поближе к трудностям, а это значит — в забой!
Так Александр Кольчик стал донецким горняком.
2
Когда по стране разнеслась весть о почине краснодонских забойщиков из бригады Мамая — ни одного отстающего рядом, — Кольчик работал на шахте.
Драгоценный пласт антрацита на их участке был мощный, почти два метра, но беда состояла в том, что в лаве была так называемая ложная кровля. Она угрожающе нависала над забоем, держалась слабо и при отпалке угля обрушивалась, засоряя уголь породой. После обрыва ложной кровли крепить лаву трудно, еще труднее выбирать из угля породу. Не проходило недели, чтобы не случался завал, и тогда лава останавливалась на два-три дня. Задолженность участка росла.
Призыв Мамая всколыхнул весь Донбасс. Саша Кольчик был уже партийным секретарем своего участка. Созвал он партийное собрание и сказал, что негоже лутугинцам плестись в хвосте, когда все шахтеры поднялись в бой за уголь.
Коммунисты дали слово вывести участок из длительного прорыва. Целый месяц бились. Это была не работа, а трудное сражение. Так нажали, что удалось вернуть половину долга.
— Месяц мы были как в бою, — обратился он к своим товарищам. — А бой отвагу любит! Предлагаю вызвать на соревнование передовую бригаду области, мамаевцев.
— Вон куда хватил!
Посудили-порядили, составили четкий план, написали письмо на шахту «Северная № 2», получили ответ.
Через месяц подвели первый итог. Оказалось, что их комсомольско-молодежный участок добыл сверх плана угля больше, чем на всех шахтах района.
Отметить победу собрались в клубе. Но здесь произошла неожиданность. Представитель горкома комсомола объявил, что первое место и премия присуждаются не им, а молодежному участку соседнего Россыпнянского шахтоуправления. Бригада Кольчика довольствовалась вторым местом.
— Дорогой уголек добываете, что проку в угле, добыча которого стоит дороже, чем сам уголь?
И тут шахтеры узнали о себе такое, что заставило всех задуматься. За минувший год участок дал убытку более трехсот тысяч рублей, а вся шахта имени Лутугина — более миллиона. Откуда такой убыток? Погибли в завале тысячи крепежных стоек, а каждая стоит три рубля. Металлическая стойка и того дороже — семьдесят рублей, а их осталось в завалах по всем шахтам Донецкой области более ста тысяч штук.
Многие из горняков впервые узнали, во что обходится государству метр гибкого кабеля, сколько стоит каждый зубок врубовой машины.
Расходились по домам огорченные и молчаливые. В глубоком волнении шагал Кольчик по тихой улице, сосредоточенно дымя папиросой.
Вспомнилось, как третьего дня у степной дороги за поселком растяпа электромонтер, чинивший связь, бросил у столба моток новой проволоки и ушел. Проволоку нашли ребятишки и порвали на куски. Вспомнились Сальские степи, пустые вагоны, громыхавшие мимо него, когда он сопровождал поезда. Да что говорить, если в шахте и сегодня всюду валяется железо. В самом деле, почему мы спокойно проходим мимо заброшенной стойки, когда ее можно использовать повторно для крепления? Почему никто не вытащит из завала сломанный рештак транспортера? Ведь он стоит денег, и потеря его ложится тяжелым бременем на себестоимость угля.
Поистине необъятны пути бережливости. Первый и главный путь — не допускать, чтобы пропадало то, что уже сделано, что добыто. А когда оно отслужит срок, надо подумать, нельзя ли употребить его с пользой в новом деле.
На другой день Александр Кольчик появился в нарядной раньше обычного. И когда собрались товарищи по бригаде, он показал им план борьбы за экономию и бережливость. Его поддержали, но не все. Были такие, что помалкивали.
Александра задержали на поверхности дела, и он спустился в шахту позже. Никем не замеченный, он подошел к темной лаве и случайно стал свидетелем горячего спора. Кто был виновной и кто нападающей стороной, он определить не мог. Но было ясно, что спор начался из-за стойки, которую один из рабочих швырнул в завал, чтобы не мешалась под ногами.
— Вытащи стойку, пригодится ведь, — сказал рабочий бригады Павел Рябоконь.
Но тот отмахнулся:
— Что, тебе куска дерева жалко?
— Тебе говорят, лезь и вытащи стойку, — повторил Александр Иванченко.
— Что она, твоя, что ли?
— Моя.
— Вот и доставай, если твоя.
— Эх, ты, — загорячился рабочий Альберт Ахметов. — Знаешь, какой Ленин бережливый был...
— Хватит меня агитировать... И так лазаешь здесь в темноте, как в чертовом пузе, и еще стойки экономь...
Сдерживая волнение, Кольчик вышел из-за крепи и