Освобождая Европу. Дневники лейтенанта. 1945 г - Андрей Владимирович Николаев
Подобрав конвоиров, которые бы не обидели пленного, мы отправили его в штаб дивизии. Солдаты, между прочим, никак не могли понять: почему русин, то есть русский, служил в немецкой армии? Они искренне принимали его за изменника, за власовца и готовы были растерзать. Разъяснить им, что русины являлись подданными австрийской империи, а потом Чехословакии и призывались в германскую армию, как и все прочие малые народности Богемского протектората, стоило немалого труда.
В шестом часу вечера головной полк дивизии подошел к селу Надьвелег. Венгерские части, не принимая боя, отошли, прикрываясь отдельными группами автоматчиков. Для нас стало ясно – венгры не желают более драться и вынуждены вести боевые действия лишь под воздействием и угрозой немецкого командования.
Заняв Надьвелег без боя, без потерь и не выпустив ни единого снаряда, дивизия Виндушева заночевала в большом и богатом селе. Готовили ужин – ловили и щипали кур, гусей и уток, кололи поросят, жарили, парили и варили. А после ужина завалились спать, не думая даже о том, что где-то совсем рядом, в двадцати километрах, идет кровопролитная схватка с отборными эсэсовскими частями и люди гибнут там тысячами.
21 марта. 355-й полк Фирсова получил приказ продвигаться от села Надьвелег в северном направлении и занять населенный пункт Ака. Расстояние тут не превышает шести километров. Связывает эти два села проселок, проложенный прямо по пашне. Слева течет неширокая речка Тая.
Венгерские войска оторвались от нас, и даже трудно сказать, где они теперь. Фирсовская пехота заняла рубеж обороны в полутора километрах севернее Ака и стала сразу же окапываться. Батареи минометного дивизиона разбили огневые позиции на южной окраине деревни Ака, а пушечный дивизион Самохвалова замаскировали в лесу по пути из Надьвелега. Батарея управления расположилась на ночлег в самом селе.
Вечером я спросил у Коваленко, что он думает по поводу нашего несколько неожиданного броска на север.
– По всей видимости, – ответил мне начальник штаба, – командование беспокоит явно открытый правый фланг. Основные силы идут в западном и юго-западном направлении. А тут железная дорога и шоссе. Командир полка приказал завтра с утра начать строительство наблюдательных пунктов.
– И долго мы тут будем сидеть? – спросил я.
– Кто ж знает.
22 марта. Сразу после завтрака старшина Петренко повел батарею управления на строительство командно-наблюдательного пункта на высотке в километре севернее Ака. Стоит пасмурная и прохладная погода. Временами накрапывает дождь. Солдаты валят лес, кроят его на плахи, роют котлованы для землянок. Но делают все это лениво, вяло, с неохотой. Чувствуется их подсознательное ощущение, что пользоваться всеми этими инженерными сооружениями не придется. Что тут не Ленинград сорок второго года и не Карелия в сорок четвертом. Я сознаю их внутреннюю правоту еще и потому, что знаю о ближайшей задаче нашей армии – выход всеми войсками на рубеж реки и канала Раба.
В привычной стеганой телогрейке без погон, в черных хлопчатобумажных брюках, с автоматом за плечами, я почти не отличаюсь от обычного солдата или сержанта. Такой костюм дает мне возможность свободно ходить по передовым траншеям, лазить в цепи стрелков. И тем не менее не только свои, но и чужие, не знавшие меня лично солдаты никогда не путали с рядовым или сержантом. Обойдя батарейные НП и поговорив с Суховым, начальником разведки первого дивизиона, я отправился на полковой команднонаблюдательный пункт.
Шумят на ветру молодой листвой березы и липки, но дубы только-только наклевываются почками. Помню, бабушка Оля говорила: «Когда распускается дуб, погода всегда холодает».
Обернувшись, я увидел идущего к нам капитана Видонова и, поднявшись, пошел ему навстречу.
– Ну, как тут у вас? – спрашивает Видонов.
– Ты что, за этим только сюда и тащился? – переспросил я его.
– Начальство приехало, – говорит Вася, усмехаясь, – Коваленко говорит: может на НП пожалуют. В боях никого никогда не видно. А как тишина – так все тут, и на НП экскурсию организуют.
– И откуда это начальство? – интересуюсь я.
– Подполковник Пучков, начальник оперативного отдела штаба дивизии, да наш подполковник Бухвалов. Приехали, понимаешь, туману напускать. Опасность, говорят, угрожает с фланга. Поэтому провести срочно, в жесткие сроки, полный объем земляных работ и завершить их до начала возможного контрудара противника.
– Что, так прямо, открытым текстом и говорят об «опасности»?
– Ну да, жди, – хихикнул Вася, – все намеками да недомолвками, с подмигиванием да с ужимками. Как мартышка перед зеркалом. Мы, мол, ничего не говорили, а у немцев грозное секретное оружие наготове. Вот, мол, и дан приказ «оттуда». – И Вася возвел глаза к небу.
Пучков и Бухвалов на передовой так и не появились. А в середине дня позвонил Коваленко и спросил:
– Что известно о противнике?
– Ничего! – ответил я.
– Свяжись с фирсовской разведкой. Они должны отправлять поисковые группы автоматчиков.
– Ясно! – ответил я. И, прихватив с собой Борьку Израилова, Жука, Лищенко и Кваскова, пошел искать начальника разведки 355-го полка. Ребята были страшно рады, что избавились от «мужицкой» работы и что предстояло что-то, наверное, интересное и опасное.
Начальника разведки я не нашел, а встретил лейтенанта, командира отряда автоматчиков, отправляющегося в поиск, – и я решил присоединиться к нему. Западное направление на Ачтесцер было открытым для наблюдения и не таило в себе никакой особенной опасности или угрозы. Маршрут поэтому был выбран на север с намерением прочесать лес. Рассредоточившись широкой цепью, на видимом расстоянии, автоматчики пошли вперед, сохраняя медленный темп движения. Лейтенант ходил сзади с фланга на фланг. А я, придерживаясь восточной опушки, просматривал в бинокль открытое пространство вплоть до железной дороги, идущей в направлении на Мор. Мы отошли уже на значительное расстояние, около пяти километров, оставляя сомнительную и малопонятную Баконьшарконь справа. Есть там кто-нибудь? Или никого нет? В бинокль ничего подозрительного не видно. Вдруг, совершенно неожиданно, взгляд мой скользнул по опушке леса – небольшого, не превышающего полутора километров, выступа. Я не обращал на него никакого внимания, увлеченный изучением Баконыпаркони.
А тут посмотрел. И увидел, как вдоль опушки, медленной
