Елизавета Федоровна - Дмитрий Борисович Гришин
По мысли императора, управление Первопрестольной и окружающим ее краем требовало решительных перемен. Четверть века важнейший регион России возглавлял князь Владимир Андреевич Долгоруков, сделавший немало хороших и добрых дел, но со временем превратившийся в этакого барина, считавшего Москву личной вотчиной. Собственные интересы князя стали преобладать над государственными, все больше и больше разрастались финансовые злоупотребления, процветала коррупция. Многие вопросы проталкивались с помощью кумовства, нормой стало лоббирование. Как отмечал видевший все это граф Сергей Дмитриевич Шереметев, генерал-губернатор сильно развратил Москву. Вместе с тем Владимир Андреевич слыл в Первопрестольной любимцем. Внешне тихий, хлебосольный, не чуждый «демократизму» старичок Долгоруков давно стал здесь «своим», а такое определение значило для москвичей немало. Каждый юбилей его руководящей работы Москва отмечала пышными праздниками: сотни депутаций и адресов, учреждение именных стипендий, груды подарков, еле разместившихся в Румянцевском музее.
Выбор императора многих озадачил: почему именно Великий князь Сергей? Ответ содержался в понимании Александром III значения Москвы в жизни страны и ее роли в новом политическом курсе. Здесь ему был нужен надежнейший помощник, истинный единомышленник. Кроме того, видя в Москве ядро государственности и оплот русского духа, Государь хотел вернуть ей блеск монаршей власти и тем самым подчеркнуть укрепление традиционных форм национальной политической жизни. Не переселяясь в древнюю столицу сам, император направлял туда облаченного властью брата. «Я решился, – писал он наследнику, – назначить дядю Сергея в Москву генерал-губернатором вместо Долгорукова, выжившего за последнее время совершенно из ума. Сергей доволен, хотя и страшится немного этого назначения, но я уверен, что он справится и, конечно, будет стараться послужить с честью».
Для Сергея Александровича это действительно огромная честь, знак особого доверия Государя. Но он прекрасно понимает и всю возлагаемую ответственность, всю тяжесть поручения. Его мысли и настроения тех дней частично передает одно из писем Елизаветы Федоровны отцу: «Мы не можем и представить себе, какие большие перемены может принести нам жизнь в будущем. Мы должны будем сделать так много для людей там, и в действительности мы будем там играть роль правящего князя – что будет очень трудным для нас, так как вместо того, чтобы играть такую роль, мы горим желанием вести тихую личную жизнь. Я думаю, что Сергей даже более опечален, чем я, так как он надеялся остаться в полку еще на один год. Это ужасно тяжело для моего дорогого Сергея; он побледнел и похудел. Волосы становятся дыбом, когда подумаешь, какая ответственность возложена на Сергея. Староверы, купечество и евреи играют там важную роль – теперь все это надо привести в порядок с любовью, твердостью, по закону и с терпимостью. Господи, дай нам силы, руководи нами, так как все это будет таким трудным и тяжелым». О себе она добавляет: «Я также надеюсь, что смогу помогать немного Сергею. Я буду стараться исполнять отлично все то, что выпадет на мою долю». В том же духе Елизавета поделилась новостями с бабушкой Викторией, заодно извинившись перед королевой за свое долгое отсутствие в Англии: «Я не могу оставить моего драгоценного Сергея; я никогда еще не уезжала без него, а у него так много служебных обязанностей…»
Расставание с прежней жизнью окрасилось в черный цвет. 13 апреля, прямо в день перехода Елизаветы Федоровны в православие, скончался Великий князь Николай Николаевич, супруг несчастной «тети Саши». Траурные тона упорно пытались вмешаться во все ключевые события, выпадавшие на долю Елизаветы, словно звуча отголоском печальной свадьбы ее матери. Да и Сергею судьба не переставала посылать тревожные знаки – 29 апреля, когда он в последний раз отмечал в Петербурге свой день рождения (совпавший в том году с днем Пасхального поминовения усопших), находившийся в Японии цесаревич Николай подвергся покушению. Слава Богу, дело ограничилось ранением, и жизни наследника ничего не угрожало.
Через шесть дней после этого Великокняжеская чета прибыла в Москву. На Николаевском вокзале приняли положенные почести, выслушали рапорт командующего войсками Московского военного округа. Городской голова Н. А. Алексеев поднес хлеб-соль на серебряном блюде с вензелем «С. А.» и гербом Москвы. «Добро пожаловать, Великий князь с Великою княгинею, – обратился он к новому генерал-губернатору. – С радостью и любовью встречаем мы тебя. Храни, Великий князь, заветы старины и полюби первопрестольную Москву так горячо, как любим мы и нашего Царя, и нашу родину».
В открытой коляске и во главе большого кортежа Великий князь с супругой направились в центр города. К их приезду Москва празднично украсилась, расцветилась флагами. Возле Красных ворот высилась арка из гирлянд зелени, другая, около Мясницкой, являла громадный вензель Великокняжеской четы, составленный из роз. Окрестные дома были декорированы живыми цветами, возле некоторых стояли пальмы и оранжерейные растения. Но сильнее всего настроение праздника передавали радостные эмоции москвичей. Кланяясь народу, Сергей Александрович и Елизавета Федоровна отвечали на приветствия. Проезжая мимо церквей, крестились. Из некоторых храмов священники и прихожане выносили иконы, благословляя прибывших, а праздничный благовест не умолкал на всем пути их следования.
Въехали в Кремль. В Успенском соборе митрополит Иоанникий, напомнив Сергею Александровичу о трудности и ответственности его нового служения, выразил от имени всей Москвы радость видеть своим генерал-губернатором Государева брата. После торжественного молебна Сергей и Елизавета приложились к древним образам и мощам московских святителей. «Господи, благослови!»
Вступление Августейшего генерал-губернатора в должность – событие важнейшее. Нового руководителя ожидают приемы многочисленных депутаций и прочие мероприятия, положенные по такому поводу. Все это неизбежно растягивается на несколько дней и требует немало сил. Между тем обрушившаяся на Великого князя публичность оказалась настоящей мукой, а необходимость постоянно быть в центре внимания совершенно измотала Сергея. Через три недели он пожаловался в письме Константину: «Друг мой, прости, но я был вконец затормошен всеми бесконечными приемами. Думал, что им конца не будет, а в душе было так нехорошо, так ужасно тоскливо, и я был в скверном настроении – никогда в жизни не было мне так тяжело, как было все это время. Приходилось с улыбкой на устах всех и вся принимать, а теперь еще, как нарочно, нас приняли на славу – даже поразительно – я был как камень – ничего, кроме тоски, в сердце не испытывал. И теперь еще настроение нехорошее».
Требовалось входить в текущие дела, подробнее знакомиться с Москвой. Кроме того, надо было готовить визит императора, приветствовать Французскую выставку и открывать выставку Среднеазиатскую, которую Сергей Александрович согласился принять под свое председательство. На ней он впервые соприкоснулся с московским купечеством, представлявшим экспортную продукцию и в
