Девочка с Севера - Лия Геннадьевна Солёнова
В Устиновке были пруды, кишащие пиявками. Искупаешься, а потом отдираешь от себя этих тварей. Однажды в нашем дворе появился человек, предлагавший лечение пиявками. Их купили и поставили желающим поправить здоровье и страдающим гипертонией бабушке, моему папе, а заодно маме и тёте Поле. Поначалу пиявки никак не хотели присасываться, а когда присосались и раздулись, приняв устрашающие размеры, их никак не могли отодрать от жертв. А потом долго не могли остановить кровь. Предположили, что торговец обманул и вместо медицинских пиявок подсунул лошадиные. (Честно говоря, не знаю, существуют ли такие.) Кончилось лечение тем, что страдальцам стало нехорошо, а бабушке – так и совсем плохо. Её при полном упадке сил пришлось везти в больницу, где сопровождающих отругали за самолечение.
В Устиновке у моей сестры Тани неожиданно проявилось отношение ко мне как к своей собственности. Она меня дико ревновала к другим детям. Когда мы детской компанией куда-нибудь шли, за одну мою руку всегда хваталась приёмная дочь дяди Коли – пятилетняя Катя, за другую – Таня. Если у меня была свободна только одна рука, перебороть крепкую коренастую и упрямую Катьку не удавалось никому – она держала мою руку мёртвой хваткой. У Таньки начиналась истерика: «Ты мне не сестра! Тебе Катька дороже!» Танька надувалась, отказывалась идти, отставала. Все её уговаривали. Двоюродный брат Валя, старше её на два года, не выдержав, давал ей подзатыльник, что ещё больше осложняло ситуацию – тут уж поднимался рёв: «А-а-а! Тебе и Валька дороже меня!» Однажды почти вся команда увязалась со мной за молоком. За ним надо было идти вечером за три километра в степь, где паслось колхозное стадо. Дорогу туда Таня одолела, а обратно мне пришлось тащить её на спине. Валька нёс трёхлитровую банку с молоком. После этого у всех, кроме меня, пропала охота ходить за молоком. Надо сказать, что письмами дяди Коли прельстились ещё и соседи бабушки по бараку – Шутовы. Они тоже приехали в Устиновку всей семьёй, сняли там комнату. Их старший сын Николай, ровесник моего брата Феликса, окончив с золотой медалью школу, учился теперь в Питере в институте иностранных языков. Вдруг он изъявил желание встречать меня вечером в степи. Маму это насторожило. Чтобы Колю не потянуло на противоправные действия в отношении меня, встречать посылали Вальку. Коля мне не нравился, и я была рада, что он своё желание так и не осуществил. Мне вообще попутчики были не нужны. Возвращалась уже тогда, когда ярко светила луна. Степь отдавала запахи травы и горячей земли. Курганы, степь без конца и края – всё залито лунным светом, и ты сама купаешься в нём. Это такая красота!
В Устиновке я прочла толстый приключенческий роман «Пять частей света», написанный поэтом Н.А. Некрасовым. Захватывающий роман о любви, путешествиях, приключениях. Я и не знала, что Некрасов писал прозу. Оказывается, писал. Видимо, это было занимательное чтиво, не тянущее на шедевр. Содержания его совсем не помню. Помню только, что отрицательная героиня, графиня, роковая женщина, из-за которой герой вынужден был скитаться по свету, в гневе раздувала ноздри, как дикая арабская лошадь. Автор это часто подчёркивал. По приезде домой я рассказала об этом своей подружке Эльке. Вскоре заметила, что та тоже стала раздувать ноздри безо всякого на то повода. Когда повзрослела моя сестра Таня, тоже стала трепетать ноздрями. Ох уж эти роковые женщины!
В один из воскресных дней тётя Люся и её муж, Афанасий Ильич, принарядившись, ушли в какие-то гости. Ближе к вечеру прибегает соседка с криком: «Бегите, ратуйте, ваши друг друга поубывалы!» Кто кого поубивал, понять не можем. По соображению, это могли быть только Люся с Афоней, всегда бурно, с метанием друг в друга того, что под руку подвернётся, выяснявшие отношения. Вскоре в конце улицы показалась телега. С неё свисали две пары ног: одна – женская, другая – мужская. «Вон их везут!» Все оцепенели. При приближении телеги стала слышна песня, которую орали два пьяных голоса. Подъехали. В телеге лежали, обнявшись, пьяные в доску Людмила и Афоня. Стали расспрашивать, что случилось. «А ничего, весело провели время».
Нередко взрослые играли в карты в «дурака». Если в игре принимал участие дядя Коля, то он всегда выигрывал. Он помнил все карты: кто и чем отбивался, кто какие карты принял, какие карты вышли из игры. В отношении карт память у него была профессиональная.
– Дядя Коля, как это вы помните все карты?
– Запомнишь, если от этого зависит твоя жизнь.
Загорали мы чаще всего во дворе дома. Однажды обнажился до трусов и дядя Коля. Мы с изумлением на него взирали – он был весь покрыт татуировками. Сюжеты были разные: от портрета товарища Сталина до церквей.
– Дядя Коля, ведь это же, должно быть, больно – делать наколки?
– Нет. Больно было делать вот эту наколку, тут кожа очень нежная, – показал он на внутреннюю сторону правого бедра. Там красовалась пышнотелая обнажённая девица, лежавшая на боку, подперев голову. Её томный взор был обращён в сторону причинного места носителя этой красоты.
Уголовное прошлое дяди Коли сидело в нём крепко. Когда уезжали из Кировограда, с билетами, как всегда, была проблема. С большим трудом удалось достать билеты на проходящий поезд. Когда он подошёл, с багажом, детьми подбежали к вагону, а проводница не пускает нас в вагон. Здоровущая баба стоит в дверях и пинает нас ногами. Орёт: «На билеты мне наплевать! Нет мест!» Поезд, постояв немного, отправился дальше, а мы с билетами остались на перроне.
– Ничего, – сказал провожавший нас дядя Коля, – дальше проводница поедет без юбки.
– Как это?
– А я ей юбку сзади сверху донизу бритвой разрезал.
– Как это ты исхитрился? Она же спиной к нам не поворачивалась.
– Когда поезд тронулся, повернулась на
