Алексей Балабанов. Встать за брата… Предать брата… - Геннадий Владимирович Старостенко
Впрочем, можно ведь и проще рассудить: миллиардер Мордашов просто «балдел» от нового кино Леши Балабанова. Да пуркуа бы и не па? Известно, что у олигарха стойкий интерес не только к бизнесу на металле, но и к вещательным корпорациям. Есть информация, что владеет крупными пакетами Первого канала, Video International, иными словами, не чурается вещательных жанров.
Но какая нам разница, оставим это составителям ребусов. Здесь вообще тот нечастый «кейс», когда важнее вникнуть в комментарии режиссера, в его ответы на вопросы интервью, чем даже в само его кино. Балабанов говорил «Искусству кино», как, работая ассистентом режиссера в Свердловске, много ездил по стране и видел, как живут простые люди. «Жили они очень плохо. В магазинах вообще ничего не было». Это было ощущение, рассказывал он, «что страна чудовищно плохо живет, как и чувство беспредельного застоя».
Ощущение это несли в народ «прорабы перестройки» за два десятка лет до съемок. Оно было лейтмотивом действия творческого бомонда в эпоху «пламенеющего социализма» и еще какое-то время по ее завершении. На это растрачены тонны слов и чернил, мегатонны бумаги и пафоса, и поле это давно было исхожено вдоль и поперек. Казалось бы, не осталось ничего несказанного – и всякое новое суждение будет запоздалым, лишенным смысла и актуальности. И главное – люди-то в массе своей уже в штыки встречают весь этот пафос отрицания, они многое теперь воспринимают иначе. И все же нашелся еще один голос…
Почему маньяк-насильник – милиционер? «Я сам с ними сталкивался, где только меня ни держали, что только они ни делали. Еще пацаном посадили в клетку за то, что я в карты играл. Я боялся сказать, кто мои родители, потому что тогда мне еще и дома бы досталось. И били они не по лицу, чтобы следов не было. Страшное было время – из-за безнаказанности, которая прикрывалась законом…»
Пацаном Леша рос, конечно, проказливым и впечатлительным. Схватил тебя бугай в погонах за руку – как тут не затрепещешь… Я и помню его примерно таким – одним из самых эмоциональных, если не сказать экстравертных, в студенческом окружении. Но помню и другое помимо прочего – что милицейская служба была престижной, в милиции многие служили по убеждению. Лично знал достойнейших людей, сказал бы даже – аристократичных и внешне, и по выправке, и в смысле духа, которые были вынуждены увольняться в начале 90-х. И прежде всего потому, что не готовы были служить новой системе, насаждавшей порок.
А вот садюг до поры до времени в органах не держали. (И сегодня даже либеральные аналитики говорят, что при Советах швабрами не насильничали. Оно просто и технически-то не было востребовано. И появилось с целью унижения в эпоху массовых записывающих средств – для последующей компрометации.) А исключения лишь подтверждали правило. Очень хорошо помню, как мой знакомый по общественной баньке на Глебовской птицефабрике подмосковной, отставной капитан милиции, в середине 90-х рассказывал мне о службе. Сравнивал – как было при Советах и при Ельцине. Ельцинское время осыпал проклятиями. Имени не буду называть, но человек был искренний и благородный духом. Он рассказывал, что прежде людей чести в милиции было больше на порядок. Новая власть первым делом перетасовала кадры – посадила на контрольные позиции своих, от плоти и кости. И пошло-поехало…
Чему-то и сам я был свидетелем. Придя в многотиражку «За советские часы» на Первый часовой завод (название придумали еще в 1930-м году, и сегодня многие его воспримут иронически), я вскоре сошелся с ребятами с Таганского РОВД. С молодыми офицерами Володей Ножиным и Сережей Чиняевым. Помню – подвизался в нашей общей команде КВН, в молодежные лагеря вместе ездили гульнуть. Увлекательное было время – ей-богу, не шкурными интересами жили, до Ельцина еще не дошло. Смычка с бандитским миром? Какая ерунда – разве что с исключениями! Профессиональный контакт, конечно, у милиции был, ведь служба и опасна, и трудна, но это был контакт скорее доктора с больным, чем больного с себе подобным.
Ну, а как подкатил ельцинизм – так и пошел тут бизнес и цинизм… тут, понятное дело, и моральный катехизис ментовской поменялся. Ребята, впрочем, хваткие – морально не травмировались: один уже давно полковник на пенсии, другой с успехом ушел в крутую коммерцию и давно уже недосягаем.
Но речь ведь о том, что был кодекс чести, были сильные моральные стимулы, не говоря уже о материальных. Был, в конце концов, и кодекс чести строителя коммунизма. И даже без всяких красивых слов. Были свои Анискины и свои герои, не боявшиеся и жизнь отдать в борьбе за правопорядок.
Да – был и застой, но где-то там, наверху. А внизу все шло своим чередом, пусть и нелады с потреблением, но были реальные добрые цели и побуждения. Мы не были ура-сталинистами, и культ личности был предан осуждению. После Сталина к высшему руководству и относились с поправкой на это обстоятельство. Поэтому и анекдоты про вождей вовсю рассказывали, не боялись. А вот Леха Балабанов выдумал, что его, узника совести, двухгодишника, из Военно-транспортной авиации выставили не только за то, что просто бросил экипаж за границей, шатаясь по магазинам (да за такое вообще – суд чести офицеров, если по совести), а еще и будто бы за рассказанные анекдоты про Брежнева…
И хорошо по-своему, что геронтократия, что несменяемые старики наверху. Им подсказывают и за них все решают те, что моложе и деятельнее. Конечно, скучно все время смотреть по телеку, как созывают съезды и симпозиумы, как поют да пляшут и рабочие очерки суют в прайм-тайм, а потом посмертно «Лебединое озеро» врубают. Так ведь и это поправимо, уже и молодежные программы кругом, и «АББУ» с Крисом Норманом крутят через день, а то и GENESIS.
У Лехи же все было как с «порочными ментами», вот его слова: «…Они легко могли делать все что угодно. И человека убить, и держать его сколько угодно, и деньги вымогать». И еще через пару фраз: «Все хорошее тогда погибало…» Да не потому ли тебя, школьника, слегка пугнули взрослые дядьки, что ты и был enfent terrible, если со стороны посмотреть?
Но это же подмена. Ты ведь все привязал к конкретному времени – 1984-й. Так и не ври про то, что могло случиться спустя разве что лет семь или уже больше. И не пакуй, дорогой, нам тягомотной музыкой мозги под завязку, чтобы мы, зрители, с нее балдели и не успевали опомниться. Правда художественного вымысла – она в правде времени, а ее тут нет в твоих словах или
