Демидовы - Николай Демидов
С 1819 года Николай Демидов в день своего тезоименитства делал «подарки» заводским людям, ежегодно выделяя на это по двадцать пять тысяч рублей. Четверть этой значительной суммы Николай Никитич распределял между управленцами и священнослужителями, а три четверти заводская контора использовала для награждения отличившихся «трудников» по своему усмотрению. Повышение производительности труда сочеталось с постоянной модернизацией по образцу того, что Демидов видел в Европе. «Ежели где есть способ заменить руки своих трудников изобретением новой машины… то всегда сих случаев из виду не упускать», – было велено заводским приказчикам. Сам Николай Никитич, надо признать, в технических вопросах разбирался слабо, но умел разглядеть полезные новшества и полезные качества в людях. Приглашению специалистов со стороны Николай Никитич предпочитал взращивание собственных кадров. Он оплачивал обучение в России и за границей «способных и к наукам склонность имеющих из служительских детей или… из сирот». «Социальные лифты» на демидовских заводах работали в полную силу – одаренный крестьянский мальчик мог стать инженером или дослужиться до приказчика. В этом смысле Николая Никитича можно было сравнивать с Петром Первым, активно стимулировавшим «недорослей» к постижению наук, только император делал ставку на дворян, а Николай Демидов – на своих крепостных, к которым он относился с доверием, что было редкостью в те времена.
Старания Николая Демидова привели к тому, что он стал одним из богатейших людей своего времени и самым состоятельным представителем демидовского семейства, которого никому из потомков не удалось превзойти. Начав с больших долгов, Николай Никитич оставил своим детям вдвое больше того, что получил от отца. Склонность к мотовству к началу XIX века он утратил напрочь (можно сказать – «перебесился») и впредь если и разбрасывался деньгами, то только с благотворительной целью. По этой части он тоже превзошел всех своих родственников, и тех, что были до него, и тех, что будут после.
После вторжения в Россию наполеоновской армии Александр Первый издал манифест, предписывавший дворянам создавать ополченские формирования из своих крепостных и самим вступать в них. 12 июля 1812 года в московском Успенском соборе состоялся молебен, на котором присутствовал прибывший из Петербурга император. По окончании молебна Николай Никитич торжественно обязался создать на свои средства полк, получивший название Первого егерского, но более известный под названием Демидовского полка. Николай Никитич, ставший шефом полка, вместе с четырнадцатилетним старшим сыном Павлом, который был юнкером, принимали участие в Бородинской битве, где Первый егерский полк сражался на левом фланге русских войск при Утицком кургане. В представлении к наградам, поданном командующим Московскою военною силою (московским ополчением) графом Ираклием Морковым, говорилось: «Тайный советник ордена святого Иоанна Иерусалимского командор Демидов, в сражениях 26‐го августа командуя Первым егерским полком, 6 и 12 октября и 5 ноября находясь при генерале бароне Беннигсене, оказал примерную храбрость». За отличие фельдмаршал Кутузов «по поручению императора» письменно объявил монаршее благоволение Никите Никитичу Демидову. Зачитав письмо Кутузова своему полку, костяк которого составляли жители Нижнего Тагила, Демидов сказал: «Это не мне одному благодарность. Это благодарность всем ополченцам Нижнего Тагила, Туринска и других городов Урала и Сибири. Вы сражались за веру в своих прародителей и честь народную. Каждый из вас есть спаситель Отечества». Нужно ли уточнять, что до конца войны полк находился на полном содержании своего шефа?
«Первого егерского полка шеф, т.с. [тайный советник] Демидов с начала ополчения Московской военной силы, употребляя всевозможные способы к усовершенствованию вверенного ему полка, привел полк в две недели к окончанию и выступил к соединению с армиями, а 26‐го числа командовал резервом Московской военной силы, из коей большая часть людей откомандировалась или в подкрепление корпуса генерал-лейтенанта Тучкова или же для выносу раненых с места сражения, а потом до самого назначения сего полка в армию показал себя самым деятельным и исправным начальством…» – докладывал фельдмаршал Кутузов Александру Первому.
Граф Морков, скажем прямо, не очень-то щедрый на похвалу субъект, тоже хвалил Николая Демидова за деятельность и исправность. Подобно тому, как талантливый человек будет талантливым во всех своих начинаниях, деловой человек во всех начинаниях будет деловитым.
С осени 1807 года по июнь 1812 года Демидовы жили за границей, преимущественно в Париже. В апреле 1812 года Елизавета Александровна родила сына Анатолия. О том, кто был настоящим отцом последнего ребенка четы Демидовых, нам неизвестно, но слухов ходило великое множество. Наиболее популярным кандидатом считался красавец граф Ираклий Полиньяк, француз, состоявший на русской военной службе. Подозревали и всех молодых Анатолей, с которыми была знакома Елизавета Александровна, поскольку полагали, что имя дано ребенку в честь отца, а не святого Анатолия Константинопольского, как гласила официальная версия… Но не так уж и важно, в честь кого малютка получил имя, важно то, что Николай Никитич считал Анатолия своим сыном, а также то, что его не назвали Акинфием, как изначально хотелось «официальному» отцу. Можно представить, что высказала мужу по поводу подобного намерения Елизавета Александровна, ведь имя Акинфий было не просто plébéien[52], но и за версту отдавало «сермяжностью».
Кстати говоря, сам Анатолий Николаевич считал себя потомком Петра Первого, на которого он походил и чертами лица, и высоким ростом. Основанием для этого служил интерес, проявленный Петром к Евфимии Ивановне, второй жене Акинфия Никитича Демидова. Семейное предание гласило, что, будучи в гостях у Акинфия
