Моя Америка - Шерман Адамс
В следующий четверг я проводил матч против итальянца по имени Ник Дюпойнт, который работал строителем в Спрингфилде.
Весь первый раунд он атаковал меня. Во втором он придерживался той же атаки, пока не налетел на мой удар слева и рухнул на пол. Но он тоже был голоден и тоже хотел иметь престижный автомобиль.
Поэтому при счете «9» он вскочил и бросился на меня, как тигр, нанося удары по ребрам. Я контратаковал и послал его во второй нокдаун.
Через неделю мы встретились в ответном матче. На этот раз он боксировал лучше меня и нанес несколько сильных ударов. У меня не получались атакующие комбинации. Он выиграл по очкам.
Тем летом я участвовал еще в двух матчах против одного и того же парня. Это был сильный негр невысокого роста по имени Вилли Ренфро. Он побеждал всех, с кем встречался. Выиграл он и у меня.
Поражения меня огорчили, и я совершил одну большую глупость.
Черные наемники
Офицеры ездили на машинах с громкоговорителями по всему гетто и вербовали наемных солдат для войны в Корее.
Не знаю, что подтолкнуло меня пойти в армию «дяди Сэма». Возможно, причиной была болтовня чернокожей молодежи о мужестве, которым отличаются негры, поступившие в армию. В воскресенье мне исполнилось 17 лет, а в понедельник я уже разговаривал с офицером в общественном центре северной части города. В трехэтажном клубном помещении имелись баскетбольная площадка, бильярдные, залы для занятий художественными ремеслами — все это для того, чтобы как-то отвлечь черную молодежь от отрицательного влияния улицы.
— Входите, входите! — крикнул здоровенный, похожий на медведя сержант. — У вас будет хорошая, постоянная работа.
Сержант так красиво болтал, что я вместе с ним отправился домой к Октавии. Корейская война заканчивалась. Октавия и другие рабочие снова оказались на улице.
— Шерман может выбрать любой род войск, в котором хочет служить, — говорил Октавии сержант. — Он может продолжать заниматься боксом и больше ничего не делать. В американской армии каждый может сделать карьеру, было бы желание.
Сержант хорошо знал, что следует заручиться согласием Октавии, так как мне еще не было 18 лет. Поэтому он продолжал ее уговаривать:
— Когда Шерман возвратится домой, ему исполнится 20 лет и у него уже будет хорошая подготовка. Он легко сможет найти себе работу по душе.
Поколебавшись, Октавия все же дала согласие, и я отправился на поезде в Нью-Хейвен вместе со знакомыми ребятами, с которыми раньше играл в футбол. Призывной пункт в Нью-Хейвене был полон молодых ребят, таких же веселых и беззаботных, как и мы.
Все шло хорошо до того момента, когда мне предложили так называемый интеллектуальный тест. Это был кошмар, и я провалился.
«Черт возьми, — подумал я. — Нужно быть дураком, чтобы не решить этот тест».
Попробовал решить еще раз. Снова не удалось. Чувствовал себя подавленным. Был ли я действительно таким дураком, ведь я не мог ответить на 10 вопросов из 100?
Другие добровольцы были сразу же приняты и отправлены в Форт-Дикс. Я сел на первый попавшийся поезд в Хартфорд, а когда сошел с него, встретил белого сержанта ВВС, который схватил меня за руку.
— Это не имеет значения, что ты не решил теста, Адамс, — сказал он. — Ты можешь служить в авиации уже сегодня, если захочешь.
Он пригласил меня в машину и сказал:
— Поторапливайся, мы спешим! Не могу долго объяснять, потому что следующая группа отправляется через час.
Итак, я попал в армию благодаря тому, что у одного итальянца, выдержавшего тест, изменились обстоятельства, и он вынужден был вернуться к семье. Его итальянская фамилия на официальном бланке была стерта и заменена моей. Я принял присягу в качестве бойца военно-воздушных сил и теперь должен был спасать свободный мир от коммунистической агрессии.
Мы ехали всю ночь на поезде в вагоне первого класса вместе с добровольцами со всей Новой Англии. Наш путь лежал на базу ВВС «Сэмпсон», расположенную на севере штата Нью-Йорк. Добровольцы распевали песни и выбрасывали из окон бутылки. Первый раз мы поели за государственный счет в привокзальном ресторане Сиракуз.
В середине дня прибыли в небольшой городок Женева, недалеко от тех мест, которые описал Джеймс Фенимор Купер в романе «Последний из могикан». Там нас запихали в автобус и доставили к плакату, на котором было написано: «Добро пожаловать в «Сэмпсон»!»
Шофер указал на одно из зданий:
— Видите вон ту красную лачугу? Туда мы сажаем всех растяп и бузотеров.
Мы пристально смотрели на низкое здание с решетками на окнах. Оно находилось за самым высоким заграждением из колючей проволоки, которое я когда-либо видел. Там располагалась гауптвахта базы.
— Если вы не будете выполнять приказы, то рано или поздно туда попадете, — предупредил нас сержант.
Около автобуса стоял парень с атлетической фигурой и наслаждался сентябрьским солнцем. Он был одет в зеленую форму с тремя нашивками на рукаве и носил желто-голубую пилотку со значком, обозначавшим, что ее владелец инструктор по тактике.
— Меня зовут Альфонс Анжелли — солдат ВВС первого класса. Буду обучать вас тактике. Мне 19 лет, я родом из Линна в штате Массачусетс.
Новобранцы из Линна обрадовались земляку и закричали:
— Ура!!!
Лицо Анжелли побелело.
— Я не давал команды приветствовать меня. С этого момента вы будете делать только то, что я прикажу! Понятно?
— Так точно, сэр!
— Громче!
— Так точно, сэр!
— Хорошо! Только при наличии строгой дисциплины можно выиграть войну. Если у вас есть какие-либо проблемы, обращайтесь ко мне. На одиннадцать недель и стану вам матерью, отцом, сестрой и братом. Когда мы покинете нас, вы будете дисциплинированными и хорошо подготовленными солдатами.
Затем мы получили форму и маршем направились к казарме, имевшей обозначение «Е-16».
Первое, что я увидел, когда мы туда вошли, — это двух вооруженных стальными дубинками молодых парней, одетых в голубую форму.
Анжелли встал посреди комнаты на небольшой ящик:
— Слушайте внимательно! С этого момента ваша свобода ограничена! Никаких сладостей, никаких напитков, никакого курения — это строго запрещено! Если я замечу, что кто-нибудь из вас курит или пьет кока-колу, он будет наказан согласно параграфу 15. Покидать казарму можно только в тех случаях, если вы идете маршировать или в столовую.
Затем он показал
