Предтеча Ленина. В спорах о Нечаеве - Александр Григорьевич Гамбаров
Но за этот сравнительно короткий промежуток времени он успел совершить огромнейший путь в своем политическом развитии. Уроженец промышленного центра, с детства впитавший в себя классовый антагонизм, Нечаев на протяжении всей своей революционной деятельности оставался ярким представителем движения грядущего класса. И то, что политические воззрения его начали формироваться под влиянием коммунистического учения Гракха Бабефа, достаточно ярко характеризует политический облик Нечаева. Если в политическом мировоззрении Нечаева можно проследить элементы раннего народничества или видно влияние Бакунина, то это нужно отнести за счёт временной дани господствовавших в то время общественно-политических предрассудков. Но все это отлетело от Нечаева, как шелуха, лишь только он начал соприкасаться с реальной жизнью. Нечаев не был теоретиком, и в этом одна из слабых сторон его деятельности. Он прежде всего был практик революционного дела. Кипучий по натуре, он воспринимал из социалистического учения западноевропейских авторов лишь то, что непосредственно могло быть использовано в реальной практике революционной действительности. Не нужно только упускать из виду, в каких условиях исторического развития пришлось проводить Нечаеву свою революционную деятельность. В то время Россия только начинала вступать на путь буржуазно-капиталистического развития. Как класс, пролетариат не успел еще оформиться в мощную революционную силу и выступить на арену политической борьбы. Но его историческая роль, его методы политической борьбы уже предвосхищались Нечаевым.
«Ошибка» Нечаева лишь в том, что он опередил свое время и выступил раньше, чем успел оформиться его класс, но что Нечаев уже жил воззрениями своего грядущего класса, в этом не может быть никаких сомнений.
Недаром же в своих теоретических построениях он определенно указывает на западно-европейский рабочий класс, как на единственного в то время носителя социальной революции. А под конец своей революционной деятельности Нечаев определенно становится уже интернационалистом-коммунистом.
* * *
Проследить политическое развитие Нечаева от элементов раннего коммунизма Гракха Бабефа, через временные моменты народнических или анархистских воззрений, к революционному коммунизму интернационального движения рабочего класса, такова задача всякого исследователя, который пытается определить подлинную роль Нечаева в истории нашего революционного движения.
При этом ни в коем случае нельзя упускать из виду тех социально-политических условий, в которых протекала его революционная деятельность, и тех моментов предшествующей борьбы, которыми определялся характер всей его деятельности. Как революционер, Нечаев достаточно критически относился к предшествующим моментам политической борьбы в России.
Первыми, кто мог обратить внимание Нечаева, были декабристы. Нечаев ясно понимал, что в лице декабристов русская история имела первую довольно серьезную попытку политического переворота. Но эта попытка не увенчалась успехом только потому, что декабристы оказались во власти целого ряда социальных противоречий. Обладая стройной организацией, имея положительный план и опираясь на такую реальную силу, как войско, – декабристы, в силу классового своего положения дворян, оказались не на высоте понимания народных масс. В том, что декабристы не сумели, или, вернее, не смогли связаться с народом, Нечаев видит не только причину их поражения, но и убожество всей их политической мысли.
Далее, «после декабристов» по выражению Нечаева все отдается теории. Люди бессильные и слабохарактерные всегда впадают в излишние измышления и ненужные теоретические изыскания. Они боятся перейти к делу, говоря, что еще то не готово, другое не выработано, не уяснено. Им чуждо то практическое понимание, по которому серьезная революционная подготовка, выработка и уяснение не могут итти иначе, как рядом практических проявлений[15].
Такая оценка относится всецело к последующему после декабристов периоду 40 и 50 годов освободительного движения. Чрезмерное пристрастие к революционной фразе, заимствованной напрокат из чужих книжек, характерно для движения либерального барства. Не избежал подобной критики и Герцен, к которому Нечаев всегда питал какое-то органическое предубеждение, доходившее нередко до открытой враждебности. «Поколение, к которому принадлежал Герцен, – говорит Нечаев, – было последним заключительным явлением либеральничающего барства.
Его теоретический радикализм был тепличным цветком, пышно распустившимся в искусственной температуре обеспеченной жизни и быстро увядшим при первом соприкосновении с обыкновенным воздухом практического дела. Они критиковали, осмеивали существующий порядок с язвительной салонной ловкостью, утонченным поэтическим языком. Их занимал самый процесс этой критики.
Они довольны были своими ролями. Благодаря такому отношению передовой части либерального дворянства к практическим задачам русской революции, между различными поколениями разночинной молодежи неминуемо должно было произойти расслоение на две враждебные группировки.
В то время, когда большая часть молодежи, непосредственно вышедшая из рядов того самого дворянства, увлекалась либеральной проповедью Герцена, другая часть, вышедшая из непосредственных глубин народной массы, искала выхода в организации своих сил для практического революционного дела. «Нам было некогда наслаждаться; нас душила тоска общественного застоя. Перед нашими глазами умирали с голоду наши братья; в ушах раздавались удары кнута, которыми бичевали наших отцов, и вопли сестер, продаваемых на разврат матерями за кусок хлеба. Огонь негодования горел в нашей крови; мозг искал выхода к другой жизни».
По своей классовой принадлежности Нечаев был ярким представителем нарождавшейся рабочей интеллигенции, непосредственно выходившей из самой гущи народной массы. Классовой принадлежностью определялся и характер его политических устремлений. «Втихомолку, вдали от крикливых фраз, вырабатывались люди мощи и силы, люди, положившие инициативу настоящего, истинного, святого революционного дела, дела обновления русской жизни»[16].
В практическом достижении намеченной цели – в изменении существующих экономических и политических условий – Нечаев видел единственную точку приложения сил этого слоя революционной интеллигенции. Вот почему политическое внимание Нечаева, если и могло сосредоточиться на каком-нибудь этапе революционной борьбы, то только на одном Ишутинском кружке.
Не его сбивчивая и смутная социалистическая программа привлекала внимание Нечаева, а самый факт перехода молодежи к непосредственной политической борьбе с правительством. Выстрел Каракозова являлся первичным фактом этой борьбы. Недаром в свое время он оказал огромное влияние на развитие политических взглядов самого Нечаева. «Мощные образы ишутинцев крепко запечатлелись в головах юношества и сделались образцами. Тот, кто не пережил в среде русской молодежи это многозначительное время, тот едва ли поймет теперь ее стремления».
Определяя характер своей революционной деятельности, Нечаев не без основания указывает, что «начинание нашего святого дела было положено утром 4 апреля 1866 года Дмитрием Владимировичем Каракозовым».
«Дело Каракозова, говорит он далее, – надо рассматривать, как пролог. Постараемся, друзья, чтобы поскорее наступила и самая драма[17].
Таким образом, по мнению Нечаева, настоящий и подлинный этап в революционном развитии может начаться лишь с момента перехода революционной мысли от теоретических построений в плоскость действительной борьбы.
Не самый
