Девочка с Севера - Лия Геннадьевна Солёнова
Когда я пошла в шестой класс, по школе прокатилось известие – набирают в плавательную секцию! В школе работало много секций и кружков, но плавательная – это впервые! Мы с девчонками помчались записываться. Мама соорудила из голубой майки спортивный купальник. Занятия проходили в бассейне Дома офицеров. Воду в этом двадцатипятиметровом двухдорожечном бассейне меняли раз в две недели. В конце этого срока она была такой мутной, что дно не проглядывало даже на самом мелком месте. От хлорки глаза были красные, и ещё долго после занятий перед глазами плыли разноцветные круги. Тренер, Николай Константинович, красивый, с идеальной спортивной фигурой офицер, мастер спорта, был очень строг. Безжалостно исключал из секции бесперспективных девчонок. Его побаивались. Занятия были напряжёнными, с психологическими и физическими нагрузками, но для меня они были счастьем. Я научилась не бояться воды, кое-как освоила основные стили, но на этом моё счастье закончилось. Отец запретил посещение секции.
В те времена в городе криминала не было. Почти все друг друга знали и всё друг о друге знали. В Старом Полярном – так точно всё. Двери квартир и комнат днём никогда не запирались. Постучавшись, зайти можно было в любой дом. Если куда-нибудь уходили, ключ оставляли под ковриком перед дверью. Случаев воровства или грабежа я не помню. До тех пор, пока в город не прислали военных строителей – стройбат. В основном это были парни из Средней Азии и с Кавказа – жгучие брюнеты. Их называли партизанами за то, что они ловко срезали даже со второго этажа авоськи с продуктами, которые, в отсутствие холодильников, обычно вывешивались за окно, через форточку. Бывало, вскрывали кладовки и тащили оттуда съестные припасы. Вечерами разгуливать тоже стало небезопасно. Спокойная жизнь в городе закончилась.
Занятия в секции начинались в семь часов вечера, и, хотя возвращались мы поздно компанией в несколько девчонок, отец, который, возможно, знал ситуацию лучше меня, был категоричен. Не помогли и уговоры Николая Константиновича. Не исключено, что сыграло роль и то, что в ту зиму я стала лунатиком. Около нашей с Таней кровати стояла тумбочка, на ней – швейная машинка, накрытая вязаной кружевной салфеткой. Мама, приходя с улицы, клала за машинку свою шляпу. Утром она находила её помятой вместе с салфеткой в наших ногах и ругала нас. Я клялась и божилась, что шляпу не трогала. Все недоумевали, как она там оказывалась. Это продолжалось до тех пор, пока мама однажды, проснувшись ночью, не обнаружила меня сидящей на кровати с закрытыми глазами в шляпе и с накидкой поверх неё.
– Лия, ты куда собралась? – спросила мама.
– В школу…
Она осторожно уложила меня. Утром я не могла поверить в её рассказ. Ничего не помнила. Шляпу убрали от греха подальше. Родителям кто-то сказал, что, возможно, девочка перенапряглась. Больше по ночам в шляпе меня не обнаруживали, но бассейн мне всё равно не светил. Девочки, которые начинали вместе со мной, со временем получили спортивные разряды по плаванию, ездили по всей стране на соревнования и занимали призовые места.
Недавно из Интернета я узнала, что наш тренер Николай Константинович Яковлев во время войны подростком сбежал из дома в школу юнг на Соловки, окончил её, получил назначение на Север. Последний год войны служил на подводной лодке рулевым, награждён орденами и медалями, был участником Парада Победы в Москве в 1945 году и спустя 50 лет – в 1995-м. Многие годы тренировал ребят по плаванию, хоккею, горным лыжам. Он был разносторонним спортсменом. Его не стало в 2011 году.
Пионерский лагерь
На следующее лето меня отправили в пионерский лагерь в Адлер. Лагерь располагался недалеко от пляжа, на который нас стройными рядами водили купаться. Заплывать на глубину не разрешалось – плескались на мелководье. Поскольку я уже хорошо плавала, то вырывалась из оцепления вожатых на глубокое место, за что часто сиживала на берегу, пока другие купались. Золотым временем стала неделя между сменами – пересмена. Нас, северян, в лагере было шесть человек – детей исполкомовских работников. Из Полярного были только я и мой сосед Витька – сын Антонины Тютериной. Отправлять детей через всю страну на одну смену не имело смысла – на прямом поезде «Мурманск – Адлер» мы пилили четверо суток. В пересмену осталось человек десять или чуть больше. Вожатые, которым пионеры за смену надоели хуже горькой редьки, использовали пересмену, чтобы как следует оторваться, и за нами особенно не следили. На море я заплывала за буйки далеко-далеко. Вожатые меня не ругали, а даже зауважали. Однажды один из них, взяв меня и ещё одну девочку, повёз кататься на лодке вдоль берега.
– Хотите, покажу вам голый пляж? Там все голыми загорают.
Мы не поверили, но, когда подплыли, увидели голых людей разного возраста – от мала до велика. Они загорали, играли в карты, волейбол. Это был, как сказали бы сейчас, нудистский пляж. Все, кроме детей, представляли довольно неприглядное зрелище. Особенно противно было смотреть на старух и толстых тёток с жирными обвисшими животами и ягодицами. К нашей лодке подплыли две голые девицы и стали кокетничать с вожатым. Чувствовалось, что ему неловко перед нами. Он пригрозил им веслом.
В лагерных корпусах наводили порядок, и нас переселили в большие армейские палатки, в которых помещалось не меньше десяти коек. В одной палатке жили девочки, в другой – мальчики. Был поздний дождливый вечер, мы не спали. Где-то, в другой палатке что-то шумно отмечали вожатые. Одной из девочек послышались осторожные шаги вокруг палатки. Мы насторожились.
– Ой, кто-то стоит в тамбуре! Штора шевелится! – закричала одна из девчонок и запустила в штору, закрывающую вход в палатку, своей тапочкой. Та осталась лежать у входа.
– Как я теперь без тапочки?! – заплакала девчонка.
– Она же тебе ночью не понадобится, – увещевали мы её.
– А вдруг понадобится?
– Иди и возьми.
– Бою-ю-сь…
И продолжала ныть.
– Да никого там нет, – сказала я и направилась ко входу. Подобрала тапочку, отдёрнула штору… В тамбуре стоял незнакомый парень. Из-под козырька надвинутой на лоб кепки на меня в упор с вызовом смотрели серые глаза. Дико взвизгнув и задёрнув штору, я отскочила, выронив тапочку. Вся моя смелость тут же испарилась.
– Что? Кто там? – спрашивали девчонки.
Всё произошло
