Освобождая Европу. Дневники лейтенанта. 1945 г - Андрей Владимирович Николаев
Командир полка держал в руках вороненый «вальтер» в желтой кожаной кобуре, а Нина рассматривала совсем игрушечный, но тоже вороненый «браунинг».
– Поскольку задержанный венгерский господин не воспользовался имеющимся у него оружием, – говорил подполковник Шаблий, обращаясь преимущественно к солдатам, – то применять к нему какие-либо санкции мы не имеем права. Оружие его мы, безусловно, конфискуем. Вы свободны, господа, – обратился Шаблий к мадьярам, – можете идти. Тудом?
– Я вас понял, господин полковник, – сказал венгерский граф правильным русским языком, – благодарю вас от себя лично и от имени моей жены.
Вернувшись в штаб, я нашел Видонова, занятого разбором каких-то бумаг.
– Что делать дальше-то? – спросил я его.
– А я, думаешь, знаю?! – хмыкнул Вася. – Иди погуляй, может, еще кого найдешь? Сам только не напейся.
– Ты меня когда пьяным видел? – не выдержал я.
– Ладно, ладно, – засмеялся Вася, – не лезь в бутылку – там и так многовато.
Я вышел на улицу и остановился. Вечерний сумрак все более и более сгущался. В прозрачном и безоблачном небе зажглись первые звезды. Я стоял на краю тротуара в нерешительности, соображая, куда и в какую сторону лучше податься, как из-за угла вылетел «виллис» командира дивизии. Полковник Виндушев сидел рядом с шофером, гневно насупив брови и вытаращив свои серо-голубые глаза. На заднем сиденье шестнадцатилетний сын Борька с автоматом и старший лейтенант Ирина Владимировна – красивая молодая женщина, как говорили, состоявшая в родстве с Мерецковым.
– Кто такой?! – заорал на меня Виндушев, играя скулами.
– Начальник разведки 534-го минометного Выборгского полка, – ответил я и посмотрел на свой костюм: грязная телогрейка, вытертые черные хлопчатобумажные галифе, сапоги, заляпанные глиной, за плечами автомат, на голове мятая фуражка.
– Пьян?! – взревел Виндушев.
– Никак нет, товарищ полковник.
– А ну, дыхни!
Я дыхнул в лицо комдиву.
– И впрямь трезвый. Где ж твои солдаты?
– Не знаю, товарищ полковник.
– Дела, – усмехнулся Виндушев. – Я вот тоже ничего не знаю. – И уехал на своем «виллисе».
Из ближайшего переулка вдруг появляется коренастая фигура майора Куштейко – он пьян, толстая физиономия его стала красной с фиолетовым отливом, глаза вытаращены, белки налиты кровью. В руках майора два повода. На одном гарцующий гусарский конь гнедой масти под седлом, а на другом бык с метровыми рогами, впряженный в телегу. Быка погоняет ординарец Демченко хворостиной. Телега нагружена барахлом и всякой рухлядью. А наверху воза сидит косолапая его Валентина в котиковом манто внакидку с огромным «телефункеном» в руках. Мне стало смешно.
– Далеко ли собрался, товарищ майор? – спросил я Куштейко.
– Ты как со старшим? – заорал он, сжимая огромный кулак. – Разговаривать?!
– Смотри, не упади, – сказал я, сплюнув, – а то ненароком морду себе расквасишь.
– Да я тебя. Сопляк. Морду.
Но я пошел прочь, и еще долго за мной вслед сыпалась брань и пьяный ор разбушевавшегося Куштейки. Но едва успел я прийти в себя от встречи с командиром дивизии и с заместителем командира нашего полка по строевой части, как налетели на меня взволнованные мадьяры – хватают за рукав телогрейки и с криком: «Пан, пан! Орос катона капут» тащат к ближайшему бункеру. Спустившись с мадьярами вниз, в подземелье, я увидел стоведерные бочки, прострелянные автоматными очередями. Из дырок хлестало фонтанами вино. Солдаты уже насосались и лежали на полу в состоянии «мертвецкого опьянения». Многие буквально плавали в лужах бора. Некоторые из них еще лакали вино прямо с полу, из лужи. Через какое-то время потоки вина из бочек, естественно, накроют их с головой, и они захлебнутся. Я показал мадьярам, что прежде всего следует заткнуть пробками дырки в бочках. А солдат велел выволочь наверх, на воздух. В соседних дворах такая же картина. Через несколько домов я наблюдал, как пушкари пригнали «студебекер» и лебедкой выволакивали бочки наверх. Затем вышибали днище и ведрами таскали куда-то этот злополучный напиток. Едва я вернулся в расположение штаба полка, как Шаблий тут же вызвал меня к себе:
– Слушай, Николаев, где все? Где начальник связи Микулин?
– Не знаю, товарищ подполковник.
– Найди мне Микулина. Я с него голову сниму – ни одной рабочей нитки. Найди штаб бригады.
Закинув автомат за плечи, я пошел искать Микулина. Но где его искать?! Да и какие теперь могут быть «рабочие нитки», когда вокруг сплошное пьянство. Даже если телефонисты и протянули кабель, пьяная солдатня тысячу раз успела бы его оборвать. Но я не противоречил и пошел искать Микулина. Пошел искать штаб бригады. В штабном автобусе сидит Коваленко и что-то пишет. Мне стало смешно.
Искать Микулина долго не пришлось. Я нашел его на соседней улице у фонарного столба. Наш начальник связи сидел на земле в своей серой коверкотовой гимнастерке и синих бриджах. Он был беспробудно пьян. Волосы закрывали ему глаза, и он сидел, растопыря ноги и руки. Вокруг него на четвереньках, с катушкой кабеля на спине, ползал пьяный телефонист Скобелев и прикручивал разматывающимся проводом Микулина к фонарному столбу.
– Николай, – окликнул я его, – ты что тут делаешь?
– Связь с пехотой налаживаю, – еле выговаривая слова, пробурчал он в ответ.
Махнув рукой, я пошел дальше. В городе бушевала вакханалия. На центральной площади, на прилегающих улицах полыхали костры – горит дорогая мебель, книги, все, что попадает под руку. Хрипят десятки патефонов, из окон слышны звуки разбитого фортепиано, где-то ноет скрипка, ревет труба. В душераздирающие звуки музыкальной какофонии вплетаются отголоски выстрелов из боевого оружия и ракетниц. В ночном небе отражаются разноцветные огни ракет, отблески костров. И все это перекрывает, сотрясая воздух, оглушительный рев пьяных глоток.
У одного из особняков современного стиля модерн скучает полупьяный часовой.
– Кто стоит? – спрашиваю у часового.
– Ну, штаб стоит. А те чё надо-то? – Язык у часового заплетается, голова клонится набок. Но вот он продирает глаза, смотрит на меня осовелым взглядом: – Кто такой, почему здесь? А ну, проходи.
Я иду мимо часового во двор. Часовой на это не обращает внимания и, стоя, засыпает. Вот и мраморная лестница подъезда, дубовые двери с медными фигурными ручками и зеркальными стеклами. Парадный вестибюль с пальмами и мозаичным полом. Полукруглая лестница с причудливыми перилами в два марша, справа и слева, образует балкон. И на этом балконе я замечаю тонкую и длинную фигуру какого-то капитана с голубыми погонами десантника.
