Картинные девушки. Музы и художники: от Веласкеса до Анатолия Зверева - Анна Александровна Матвеева
А фортуна продолжает приглядывать за Иваном Константиновичем и после смерти. Его картины высоко ценятся на аукционах, их на протяжении многих лет подделывают и пытаются украсть – Елена Скоробогачева, автор монографии о художнике, рассказывает, что из музеев СССР, а позднее России и бывших союзных республик, полотна Айвазовского воровали едва ли не в первую очередь – и чуть ли не пачками. Его биографы относились к нему с таким трепетом, что и не снилось другим художникам. Да что там, фортуна присматривала даже за внуками и правнуками мастера! Наследники приумножили славу Айвазовского, пусть и под другими фамилиями. Среди них были художники (керамист и живописец Михаил Латри, друг Максимилиана Волошина и сестёр Цветаевых, а также маринист Алексей Ганзен), артисты, поэты, а младший сын любимицы Жанны, Константин Арцеулов, стал легендарным русским лётчиком и художником-иллюстратором, обучавшимся у Добужинского и Бакста[53].
Известная
Иван Крамской – Неизвестная
Самая известная работа выдающегося русского живописца Ивана Крамского носит название «Неизвестная». Что за дама свысока разглядывает нас, сидя в двухместной коляске вот уж сто с лишним лет, – так никому и не ведомо. Жена художника, или его взрослая дочь, или таинственная куртизанка, или морганатическая супруга императора Александра II?.. Может, это вообще иллюстрация к «Анне Карениной»? Версий хватает, истина отсутствует. Ещё секунда, и красавица отведёт от нас взгляд и коляска скроется из виду.
Мастерство художника и таинственная прелесть его модели подарили портрету из Третьяковки долгую жизнь, но имя её – такая же тайна, какой была при жизни Крамского. Разве что… Есть у меня одна версия касательно личности загадочной дамы, но давайте обо всём по порядку.
Не жена
Скрытничать Крамской не любил, редко утаивал планы от друзей и семьи, был общителен, энергичен и очень любил жену Софью Николаевну, с которой сделал немало портретов. Но Софье Николаевне на момент создания «Неизвестной» было уже 43 года, что по тем временам считалось солидным возрастом, а дама в коляске отменно свежа и хороша, притом что назвать её красавицей в полном смысле слова всё-таки нельзя. Мешают тому не только чуточку грубоватые черты модели, но в первую очередь точно схваченное настроение, переданное художником, выражение лица, а главное – напряжённый взгляд. При внимательном ответном взгляде зрителю откроется главное: неизвестная плачет. В глазах её стоят слёзы, а вздёрнутый подбородок и слегка поджатые губы – не способ ли это скрыть свои чувства, одиночество, горе? Пожалуй, правы те, кто считает «Неизвестную» прежде всего драматической работой, а не написанным ради заработка портретом «кокотки в коляске» (по выражению критика Владимира Васильевича Стасова).
У портрета есть точная датировка – 1883 год. Есть и сведения о том, что Павел Михайлович Третьяков – постоянный заказчик Крамского, его многолетний корреспондент (без малого 18-летняя переписка Крамского с Третьяковым составляет грандиозный том, а по части увлекательности не уступает хорошему роману) и, можно сказать, друг, не оценил по достоинству «Неизвестную» и не спешил приобретать её для своей «галлереи». В коллекцию картина поступила только в 1925 году от Народного комиссариата иностранных дел (ранее «Неизвестная» находилась в собрании П.И. и В.А. Харитоненко).
Сегодня слово галерея пишется с одной «л», а «Неизвестная» считается символом Третьяковки, её некоронованной королевой. В советское время эта картина была почитаема народными массами наравне с «Богатырями» и «Утром в сосновом лесу» – редко в каком доме не имелось с неё репродукции, вырезанной из журнала и прикнопленной к стене.
«Неизвестная» получила даже свою собственную, узаконенную ошибку – её часто зовут «Незнакомкой» по аналогии со стихотворением Александра Блока. Триумф картины был запоздалым, но оглушительным, и эхо его звучит по сей день. Александр Генис вспоминает о грандиозной выставке русского искусства в музее Гуггенхайма: «…когда Нью-Йорк обклеили афишами с “Незнакомкой” Крамского, спираль Гуггенхайма от вестибюля до чердака заполнило отечественное искусство, начиная с икон и кончая Куликом. Зрителей, впрочем, больше всего привлекала середина – то, чего мы стеснялись, а они не видели: передвижники».
Крамской был не просто одним из передвижников, но идейным вдохновителем, организатором и активным участником «Товарищества передвижных художественных выставок». И пусть для афиши эпохальной нью-йоркской выставки было бы логичным выбрать более знаковую работу, взяли, если верить словам Гениса, всё же её – «Unknown Woman» (на английском это почему-то звучит ещё печальнее).
Можно предположить, что именно тайна личности, запечатлённой в портрете, привела к его поистине фантастическому успеху, о котором не смел мечтать художник и которого не смог предугадать прозорливец Третьяков, обладавший, по словам Крамского, «дьявольским чутьём». Волновала бы нас по-прежнему судьба незнакомки, знай мы её имя? Или причина здесь в чём-то другом? Почему Крамской за четыре года до смерти вдруг берётся за эту работу, но нигде и ни с кем ни одним словом не обсуждает её?..
Если художник – молчун, каким был, к примеру, Антуан Ватто (о нём искусствоведам действительно известно крайне мало), тогда допустимо списать это на особенности характера. Но Иван-то Николаевич Крамской, совершенный экстраверт и коллективист, никогда не был замечен в утаивании фактов. Даже личных. Даже очень личных! Не зря Павел Михайлович Третьяков говорил: «Крамской немыслим в одиночестве».
В автобиографии для журнала «Живописное обозрение» Иван Николаевич рассказывал: «Я родился в уездном городке Острогожске Воронежской губернии, в пригородной слободе Новой Сотне, от родителей, приписанных к местному мещанству».
Двенадцати лет от роду Ваня лишается отца – «человека очень сурового, сколько помню». Отец служил письмоводителем в городской думе, дед был писарем, а дальше, как говорит Крамской, «генеалогия моя не поднимается».
Заблуждение – что художники крайне редко способны ясно формулировать мысли на бумаге. Да Винчи, Шагал, Дали, Неизвестный, Волович, Шемякин – вот лишь несколько примеров, но и Крамской бы в этом перечне не затерялся. Его художественная критика, аналитические статьи, письма не утратили за минувшие столетия ни глубины, ни увлекательности, но если бы его всерьёз назвали писателем, он бы, скорее всего, рассмеялся. С ранних лет Иван Николаевич мечтал стать не кем иным, как художником, хотя и музыку любил, и чтением интересовался. В уездном училище Острогожска 12-летний Крамской получал одни лишь отличные отметки по всем предметам, но матери пришлось оставить его ещё на один год в старшем классе, так как мальчик был слишком мал, чтобы учиться дальше! Отличник-второгодник, каково? Тем не менее этими вот тремя классами уездного училища и ограничилось его общее образование. В 1850-м Ваня поступил учеником к некоему иконописцу,
