Молотов. Наше дело правое [Книга 2] - Вячеслав Алексеевич Никонов
Далее на первое место вышла Югославия, которая тоже качнулась в сторону Германии, присоединившись к Тройственному пакту. Это вызвало в стране массовое возмущение, и 27 марта генерал Душан Симович — командующий ВВС Югославии произвел военный переворот, которым дирижировал британский Отдел особых операций[303]. Но не только. Судоплатов подтверждал, что «военная разведка и НКВД через свои резидентуры активно поддержали заговор против прогерманского правительства в Белграде. Тем самым Молотов и Сталин надеялись укрепить стратегические позиции СССР на Балканах. Новое антигерманское правительство, по их мнению, могло бы затянуть итальянскую и германскую операции в Греции»[304].
Придя в ярость, Гитлер в тот же день подписал директиву № 25 о нападении на Югославию с одновременным вторжением в Грецию. Меж тем в Белграде шли организованные Йосипом Броз Тито демонстрации под лозунгами «За Советский Союз!», «Да здравствуют Сталин и Молотов!». В новых обстоятельствах срочно были приняты меры, чтобы приглушить народный энтузиазм. Молотов немедленно дал инструкции Димитрову… прекратить уличные демонстрации, «иначе англичане воспользуются этим, внутренняя реакция тоже»[305]. Симовичу было предложено прислать делегацию в Москву для подписания пакта. Она прибыла вечером 4 апреля. В ходе переговоров Сталин и Молотов выступили против военного союза, который немцы обязательно сочли бы откровенной провокацией, и предложили договор о дружбе и ненападении. В ночь на 6 апреля в кабинете главы советского правительства договор (даже без перевода на сербохорватский язык) был подписан Молотовым и послом Гавриловичем.
Импровизированный фуршет завершился к семи утра. Когда довольные югославы покидали Кремль, Гитлер предпринял жесточайшую бомбардировку Белграда[306]. Шуленбургу были даны инструкции сообщить об операции против Югославии, не упоминая советско-югославское соглашение и объясняя ее мерой по предотвращению сотрудничества Белграда с Лондоном. С этим в 16.00 Шуленбург был у Молотова. Немецкая кампания против Югославии и Греции была стремительной: 10 апреля вермахт занял Загреб, а 13 апреля — Белград. Германия, Италия, Венгрия, Болгария и Албания были награждены югославскими землями, из оставшейся части страны были созданы независимые государства Хорватия и Черногория. «Хотя балканская кампания развивалась сравнительно быстро и переброски войск, принимавших участие в этой кампании и предназначавшихся теперь для кампании в России, проходили также в быстром темпе, начало нашего наступления на Россию пришлось отложить»[307], — сетовал Гудериан. Задержка с реализацией плана «Барбаросса» больше чем на месяц оказалась одним из факторов провала блицкрига. Более того, необходимость перебросить на советские границы войска из Югославии до полной ее зачистки создала условия возникновения постоянного очага войны в тылу у немцев.
Самой серьезной реакцией Москвы на балканские победы Гитлера стало заключение пакта о нейтралитете с Японией. Переговоры о нем Молотов вел с лета 1940 года. После прихода к власти правительства Коноэ новый посол, отставной генерал-лейтенант Татекава, 30 октября встретился с Молотовым и заявил, что Япония желает «сделать прыжок для улучшения отношений», заключив с СССР пакт о ненападении, аналогичный советско-германскому[308]. Заметим, что пакт с Китаем прямо запрещал Москве это делать. 18 ноября в беседе с японским послом Молотов связал заключение пакта о ненападении с возвращением утерянных Россией после войны 1904–1905 годов Южного Сахалина и Курильских островов. В противном случае речь может идти только о договоре о нейтралитете, и то лишь при условии ликвидации японских концессий на Северном Сахалине[309]. Татекава же, напротив, предложил Советскому Союзу продать Японии Северный Сахалин. В ответ Молотов отослал посла к своей речи в Верховном Совете 29 марта, выдержанной в жестких тонах. Вот что говорил тогда премьер:
— На днях один из депутатов японского парламента задал своему правительству такой вопрос: «Не следует ли обдумать, как коренным образом покончить с конфликтами между СССР и Японией, например, посредством покупки Приморья и других территорий». (Взрыв смеха.) Задавший этот вопрос японский депутат, интересующийся покупкой советских территорий, которые не продаются (смех), по меньшей мере, веселый человек. (Смех, аплодисменты.) Но своими глупыми вопросами он, по-моему, не поднимает авторитета своего парламента. (Смех.) Однако если в японском парламенте так сильно увлекаются торговлей, не заняться ли депутатам этого парламента продажей Южного Сахалина. (Смех, продолжительные аплодисменты.) Я не сомневаюсь, что в СССР нашлись бы покупатели. (Смех, аплодисменты.)[310]
На этом все встало. Министр иностранных дел Японии Мацуока следовал из Токио в Берлин и 24 марта 1941 года сделал остановку в Москве, попросив встретиться со Сталиным и Молотовым. Мацуока заверил их в своем стремлении улучшить отношения с СССР и предложил заключить пакт о ненападении. Но в Кремле продолжали настаивать на договоре о нейтралитете. В Берлине Гитлер не посвятил Мацуоку в планы нападения на СССР, но не скрыли их от него Риббентроп и Геринг. Токио счел важным обеспечить себе большую свободу маневра. На обратном пути Мацуока вновь остановился в Москве. Последовала неделя войны нервов и жестких переговоров с Молотовым. Вечером 12 апреля после чеховских «Трех сестер» Мацуока прямо из театра был доставлен в Кремль, где его ждал Сталин, который желал заключить договор любой ценой. Того же хотел и Мацуока. Были приложены чрезвычайные усилия, чтобы немедленно получить добро императора. 13 апреля Молотов и Мацуока подписали акт о нейтралитете, декларацию о взаимном уважении территориальной целостности и неприкосновенности границ Монгольской Народной Республики и Маньчжоу-Го, а также письмо по вопросам торгового и рыболовного соглашений и ликвидации концессий на Северном Сахалине[311].
Отмечали это дело прямо в кабинете Молотова, который припоминал: «В завершение его визита Сталин сделал один жест, на который весь мир обратил внимание: сам приехал на вокзал проводить японского министра. Этого не ожидал никто, потому что Сталин никогда никого не встречал и не провожал. Японцы, да и немцы, были потрясены. Поезд задержали на час. Мы со Сталиным сильно напоили Мацуоку и чуть ли не внесли его в вагон. Эти проводы стоили того, что Япония не стала с нами воевать. Мацуока у себя потом поплатился за этот визит к нам»[312]. Но для СССР это был крупный дипломатический успех, позволивший избежать войны на два фронта.
Подготовиться к войне
