Филипп VI. Первый из Валуа - Кристель Балуза-Лубе
Если принцы и бароны так неохотно отказывались от чеканки собственных монет, то это объяснялось прежде всего тем, что они служили символом их власти (подделка сурово каралась как светским, так и церковным правосудием[239]), но прежде всего тем, что они могли получать от этого доход: сеньораж, то есть разницу между стоимостью выпущенных монет, стоимостью металла, из которого они были изготовлены, и стоимостью их чеканки[240].
Филипп IV хорошо об этом знал и использовал и даже злоупотреблял манипуляциями с монетой для пополнения казны. Это включало в себя изменение веса или доли драгоценного металла в монетах при их чеканке. При этом король обеспечивал себе доход, поскольку получал разницу между себестоимостью чеканки монет и объявленной стоимостью отчеканенных монет, которая обычно была завышена. Король также мог в приказном порядке изменить курс находящихся в обращении монет, например, обесценивая их по отношению к расчетным деньгам: это позволяло ему требовать больше монет при сборе доходов с земель (ренты, цензов и т. д.). Таким образом, содержание драгоценных металлов в монете не соответствовало ее официальной стоимости, что очень не нравилось населению. Это привело к припрятыванию старых монет и, как следствие, к нарушению торговли, что не помешало Карлу IV с 1322 года продолжать дальнейшее обесценивание для удовлетворения финансовых потребностей королевства.
Начало правления Филиппа ознаменовалось явным отходом от политики его предшественников, поскольку он решил вернуться к сильным деньгам, то есть к монетам с высоким содержанием драгоценных металлов. Это обеспечило ему популярность среди подданных, которые уже несколько десятилетий требовали восстановления сильных денег, времен Людовика IX, как и дворяне, поднявшие восстание в 1315 году. Так король показал, что он достойный преемник святого короля, хотя на практике выпущенные монеты не соответствовали тем что были в обращении во второй половине XIII века: в 1266–1270 годах один турский денье имел в своем составе 0,0349 г золота или 0,3369 г серебра; к 1329 году эти цифры снизились до 0,0234 г золота или 0,3263 г серебра[241].
Во времена Филиппа денежная система была триметаллической. В королевстве обращались белые деньги, то есть золотые и серебряные монеты, и черные деньги, то есть монеты, изготовленные из сплава серебра и меди с высокой долей последней[242]. Черные деньги были наиболее распространены и использовались в повседневных сделках, а золотыми и серебряными монетами пользовалась только элита. Эти монеты чеканились на королевских монетных дворах под руководством и контролем мэтров монет. Некоторые монеты выпущенные Филиппом после денежной реформы весьма примечательны. На них были изображены геральдические символы, призванные подчеркнуть королевскую власть. На аверсе королевского золотого, выпущенного весной 1328 года, изображен стоящим под готическим балдахином король с короной на голове и скипетром в руке. Легенда гласит: Philippus Rex Francorum (Филипп, король франков). На реверсе изображен четырехконечный крест с флер-де-лис и четыре короны, а также легенда: Christus vincit Christus regnat Christus imperat (Христос завоевывает, Христос царствует, Христос правит). На монете, дизайн которой напоминал королевскую печать, были изображены часть королевских регалий, титул и флер-де-лис, напоминающие о родстве с Капетингами. Легенда на реверсе была основана на Laudes regiae, текстах, исполняемых во время коронационной мессы, которые представляли собой серию славословий в честь короля. Считается, что эта практика была введена во время коронации Карла Великого в 800 году и продолжалась на протяжении всего Средневековья[243]. Геральдическое сходство с печатью стало еще более очевидным на золотом паризидоре, выпущенном в 1329 году. На аверсе король был изображен сидящим на готическом троне с балдахином, с короной на голове, держащим скипетр и Десницу правосудия, а его ноги опираются на двух лежащих львов. Подобные изображения величественного короля появились сравнительно недавно (начало этой практике положил Филипп Красивый), и были характерны для золотых монет, где образ государя ассоциировался с самым драгоценным металлом[244]. Такие монеты играли определенную роль в королевской пропаганде, распространяя по всему королевству (по крайней мере, среди элиты) образ триумфального государя, наследника Капетингов, но также и Каролингов.
Таким образом, Филипп сделал чеканку монет мерилом своей власти и легитимности, но на этом он не остановился. Несколько других ордонансов, обнародованных в первые годы его правления, свидетельствуют о почти навязчивом желании Филиппа следовать по стопам Людовика IX: в ноябре 1329 года он подтвердил указ святого короля о еретиках; в марте 1330 года о наказании богохульников; он также запретил рыцарские турниры, несмотря на то, что сам заявлял о своей склонности к этому виду развлечений[245]. Таким образом, Филипп взялся за работу по морализации королевства, начатую великим реформаторским указом 1254 года[246]. Первые генеральные реформаторы появились в конце царствования Филиппа V, чтобы исправить злоупотребления всех чиновников королевства. Во время царствования Филиппа они упоминаются в 1338 году, а другие были назначены виконтами Парижа в 1341–1342 годах и в 1349–1350 годах. В 1334 году Филипп VI также отправил реформаторов с инспекцией по всему королевству[247].
Как и его предок, он также придавал большое значение правосудию, которое стало одним из главных инструментов распространения королевского суверенитета. Стремясь утвердить себя в качестве единственного верховного судьи в королевстве, король, как и его предшественники, столкнулся с амбициями церковных властей, которые сами обладали правом вершения правосудия. Разветвленные церковные суды воспользовались развитием юриспруденции в XII веке, чтобы постоянно расширять свою юрисдикцию. В соответствии с Ratione personae, то есть учитывая статус человека, церковные суды судили прежде всего клириков, будь то светских или монашествующих[248]. Ratione materiae, то есть с учетом рассматриваемого дела, Церкви были подсудны вопросы веры (святотатство, колдовство, ересь), таинства и вопросы, касающиеся церковного имущества (бенефиции, десятины, приношения, пожертвования). Чтобы избежать сурового приговора мирских судов преступники все чаще пытались выдать себя за клириков, поскольку церковные суды, которые не могли приговаривать людей к смерти, выносили более мягкие решения. Это породило многочисленные конфликты юрисдикций, разрешить которые была призвана ассамблея 1329 года.
Созыв ассамблеи был для короля способом время от времени расширять свой Совет, а также продемонстрировать свою власть: участники (бароны, королевские чиновники и около двадцати епископов) были обязаны явиться, тем самым совершив акт подчинения монарху. В 1329 году главенство короля подчеркивалось и другими способами, начиная с церемониала: король дважды являлся собравшимся в величественном виде, то есть сидя на троне в церемониальных одеждах и регалиях, на открытии и закрытии сессии. Ассамблея состояла из пяти сессий, проходивших с декабря 1329 по январь 1330 года, с недельным перерывом между каждой, чтобы стороны могли подготовить свои аргументы к следующей сессии. Две сессии проходили в Париже, а три — в Венсене, там где в данный момент находился король. В итоге дебаты проходившие на ассамблее оказались второстепенными, хотя и позволили нескольким интеллектуалам высказать свои теории о королевской власти. Пьер де Куньер, законовед и советник короля, произнес речь, в которой перечислил ряд претензий к клирикам. Гийом Флот также выступил от
