Картинные девушки. Музы и художники: от Веласкеса до Анатолия Зверева - Анна Александровна Матвеева
Да, решено: Айвазовский будет жить там, где родился, в Феодосии. Будет присматривать за овдовевшей матерью и построит дом по собственному проекту, с огромной мастерской (стены в ней обязательно должны быть белыми, чтобы ничто не отвлекало от живописи) и отдельным помещением для экспонирования картин. Сказано – сделано, у Айвазовского слова с делом вообще не расходились. Как пишет Юлия Андреева, «первая экспозиция из 49 работ была открыта в 1845 г. в части обширного дома, принадлежавшего самому Ивану Айвазовскому. В 1880 г. к нему был пристроен ещё один спроектированный художником выставочный зал. Галерея стала первым на территории Российской империи музеем одного художника. После смерти художника в 1900 г. галерея по его завещанию была передана родному городу…» Современный музей в Феодосии, перед которым выстраиваются очереди желающих увидеть самую большую в мире коллекцию работ Айвазовского – свыше 400 картин, – прямой наследник той самой галереи XIX века.
Причина затянувшегося мужского одиночества Айвазовского (нет никаких сведений о подругах или возлюбленных) вполне могла быть вызвана его исключительной преданностью делу и, разумеется, особенностями характера. «Для меня жить – значит работать», – повторял Иван Константинович. Горячий южный темперамент целиком переплавлялся в холсты, где очередной гордый корабль плыл по бескрайнему морю, – а может, всё дело было в том, что ему просто не встретилась подходящая девушка? Свахи обивали порог дома в Феодосии, да и в Петербурге Айвазовского одолевали приглашениями навестить то одно, то другое благородное семейство. Столичные девицы на выданье демонстрировали свои наиболее выигрышные черты новоиспечённому профессору живописи морских видов – молодому, красивому, обеспеченному, – но всё было тщетно. Пока не вмешалась судьба.
Как-то раз, приняв приглашение посетить званый вечер, где обещался быть Глинка с новым романсом, Айвазовский смиренно раскланивался перед дочерьми хозяев, выглядывая пути к отступлению, – как вдруг в комнату вошла строго одетая молодая гувернантка, и жизнь нашего героя, выражаясь языком старинных романов, переменилась в один миг.
Англичанка Юлия (на самом деле, конечно, Джулия) Гревс сопровождала младших детей, которым позволили присутствовать на вечере, – в противном случае Иван и его будущая супруга, возможно, никогда бы не встретились.
Юлия была очень хороша собой, но, думается, причина внезапно проснувшейся в Айвазовском страсти не только в этом. У американского писателя Уильяма Сидни Портера, прославившегося под псевдонимом О. Генри, есть рассказ «Третий ингредиент» – где некий плешивый молодой человек нанимает на работу мисс Хетти Пеппер, выбрав её из множества претенденток, силящихся произвести на него впечатление. Это была целая выставка «красавиц, с общим количеством белокурых волос, которых хватило бы не на одну леди Годиву, а не целую сотню». Бедолага «почувствовал, что захлёбывается в море дешёвых духов, под пышными белыми облаками с ручной вышивкой. И вдруг на горизонте показался парус. Хетти Пеппер, некрасивая, с презрительным взглядом маленьких зелёных глаз, с шоколадными волосами, в скромном полотняном костюме и вполне разумной шляпке, предстала перед ним, не скрывая от мира ни одного из своих двадцати девяти лет. “Вы приняты!” – крикнул плешивый молодой человек, и это было его спасением».
Таким же точно парусом в бескрайнем море похожих друг на друга девиц стала для Айвазовского Юлия. Она не пыталась произвести на него хоть какое-нибудь впечатление, её манеры были естественными, а взгляд – открытым. К тому же, в отличие от Хетти, она была красавицей. Иван Константинович решил, что найдёт способ познакомиться с гувернанткой, – и предложил давать хозяйским дочерям уроки рисования, что было с восторгом принято. Гораздо меньшим восторгом светский Петербург встретил известие о том, что прославленный маринист решил жениться на обычной гувернантке.
Жениху 31 год, невесте – 19: идеальная разница в возрасте. Свадьбу сыграли в Феодосии 15 августа 1848 года. Несмотря на то что Юлия была лютеранкой, венчались молодые в армянской церкви – и с условием, что дети от этого брака тоже «будут крещены в армянской святой купели»[44].
Айвазовский не был бы Айвазовским, если бы его свадьба обошлась без красивой легенды. Трудно проверить, было это в самом деле или нет, но когда экипаж с новобрачными катился по лесной дороге в имение Шейх-Мамай[45], только-только купленное художником, дорогу ему будто бы преградили разбойники из шайки наводившего ужас на окрестности Алима Азамат-оглу. Все пришли в ужас, но никто и не думал грабить молодоженов. Скорее наоборот. Атаман разбойников уважительно поклонился чете Айвазовских и положил на колени Юлии платок, расшитый золотом, после чего экипаж преспокойно двинулся дальше. Так началась семейная жизнь этой пары – армянина и англичанки, художника и гувернантки.
Через год после женитьбы, в июне 1849 года, на свет появится первая дочь Айвазовских – Елена. Затем Юлия подарит мужу ещё трёх дочерей – Марию, Александру и Жанну, ставшую его любимицей. В год свадьбы Айвазовский напишет одну из самых выдающихся своих картин – «Бриг “Меркурий” после победы над двумя турецкими судами встречается с русской эскадрой» (1848, Русский музей), в сентябре того же года состоится выставка его картин в Москве. Юлия будет сопровождать мужа в его археологических экспедициях – когда Айвазовский внезапно увлёкся раскопками курганов вблизи Феодосии, жена, имевшая, к слову сказать, прекрасное образование, стала его деятельной помощницей. Вместе они раскопали и изучили ни много ни мало восемьдесят курганов, находки из которых экспонируются сегодня в крупнейших российских музеях. Айвазовский приобретёт имения в Крыму – помимо Шейх-Мамая, это Баран-Эли[46], Ромаш-Эли[47] и Отузы[48] – с целью завещать их дочерям, а Юлии подарит имение Кринички вблизи Шейх-Мамая. Юлия станет ревностно следить за воспитанием и образованием девочек, чтобы они не только умели вести домашнее хозяйство, но и разбирались в литературе, музыке, даже в экономике.
Счастливый, крепкий брак? Как бы не так. Семейное фото 1866 года выразительно иллюстрирует разлад в семье художника. Иван Константинович и Юлия Яковлевна (так было русифицировано английское отчество Якобовна) сидят рядом, едва ли не демонстративно отвернувшись. Нахмуренные брови, поджатые губы, недовольство практически написано на лбу. Дочери тоже не выглядят на снимке особенно счастливыми – хотя это, конечно, можно списать на то, что они просто устали позировать (маленькая Жанна –
