Филипп VI. Первый из Валуа - Кристель Балуза-Лубе
Фламандцы также подверглись страшным репрессиям. Приказав сжечь город Кассель, Филипп направился к Ипру, который, опасаясь навлечь на себя гнев короля, предпочел сдаться и выдать часть повстанцев. Брюгге последовал его примеру. Имущество тех, кто участвовал в битве при Касселе, было конфисковано и роздано сторонникам графа Фландрии. Все фламандские города участвовавшие в восстании должны были заплатить большой штраф, чтобы компенсировать расходы на войну, лишиться большинства своих привилегий и предоставить 1.400 заложников. В Ипре с городской колокольни был снят и разбит колокол. Наконец, ордонансом от 20 декабря 1328 года король Франции приказал разрушить стены Брюгге, Ипра и Куртре. Наказание было как финансовым, так и символическим, направленным именно на то, что определяло город. Оно также сопровождалось ритуалами, призванными восстановить мир.
Так горожане Брюгге были вынуждены пройти в процессии навстречу графу Фландрии полпути к замку Мале, где они опустились на колени и молили о пощаде. Это был ритуал публичного унижения, известный как аманд онорабль (amende honorable) — позорное шествие, во время которого виновные признавали, что заслуживают смерти, но умоляли своего сеньора о помиловании. Это позволяло оскорбленному (в данном случае Людовику Неверскому) проявить милосердие, сохранив при этом свою честь. Разрывая порочный круг мести, этот ритуал был призван служить восстановлению общественного спокойствия[217]. Из трех главных лидеров восстания в живых остался только Гийом де Декен: Якоб Пейт был убит в 1327 году, а Николас Заннекин погиб в битве при Касселе. Гийом, доставленный в Париж, через несколько месяцев был подвергнут ужасной казни: его привязали к столбу, изуродовали обе руки, водрузили на колесо, а затем разорвали лошадьми. Его останки были выставлены на виселице в Монфоконе[218].
Послание короля всем, кто осмеливался оспаривать его власть, не могло быть более ясным. Оно также продемонстрировало его способность защищать своих вассалов. Наконец, он объявил свою победу приговором Божьего суда. Сразу после битвы Филипп, в своем шатре, приказал петь Te Deum и вознес благодарственные молитвы Богу, Богородице и Святому Дионисию. Вскоре после возвращения в столицу король отправился в аббатство Сен-Дени, чтобы вернуть орифламму и поблагодарить святых покровителей монархии. В течение нескольких лет (об этом свидетельствуют записи 1336–1337 годов) он выставлял три свечи перед их гробницами. Возможно, в тот же день, 29 сентября 1328 года, король совершил свой триумфальный въезд в Париж: приветствуемый парижанами, он прошествовал по украшенным в его честь улицам, (улице Сен-Дени, а затем Большому Мосту), к собору Нотр-Дам под звуки труб и других музыкальных инструментов[219]. В октябре он вернулся в Шартр, где 7 числа в его честь была отслужена месса. Считается, что Филипп въехал в собор в доспехах и на коне, на котором был при Касселе, и поднес Деве Марии в качестве пожертвования свое оружие[220].
Победа при Касселе также оказала положительное влияние на отношения с Англией. Эдуард III не присутствовал на коронации Филиппа и до сих пор не принес оммаж новому королю, вассалом которого он был по герцогству Гиень и графству Понтье. Это был не первый случай, когда английские короли пытались увильнуть от этой церемонии. Надо сказать, что оммаж не был тривиальным актом. Он обязывал вассала помогать своему сеньору делом и советом, а также воздерживаться от причинения ему вреда под страхом лишения фьефа. В данном случае это означало, что французский король мог потребовать от английского короля участия в военных походах, даже против друзей последнего, и запретить ему вступать в союз с врагами Франции. Это также означало, что английский король должен был преклонить колено перед французским. В 1328 году этот акт покорности был особенно невыносим для Эдуарда III, который видел, как французская корона ускользнула из его рук, несмотря на все его притязания и поэтому тянул время. В марте 1328 года он написал сенешалю Гаскони, коннетаблю Бордо, сеньору д'Альбре и другим, прося их о помощи в приобретении корон Франции и Наварры. 16 мая он поручил епископам Вустера и Чичестера заявить о своих правах. Во время битвы при Касселе он вел переговоры с фламандцами. После их поражения Эдуард III потерял важных союзников в своих притязаниях, и это, несомненно, побудило его уступить, по крайней мере, на время. Другая причина заключалась в том, что король Франции приказал временно взять Гиень под свой контроль до принесения оммажа, что позволило бы ему собирать там доходы. Он также угрожал в случае неповиновения вообще конфисковать фьеф.
Поэтому 6 июня 1329 года Эдуард III в присутствии королей Богемии, Наварры и Майорки принес оммаж Филиппу VI в Амьене. На церемонии присутствовали великие бароны, поддерживавшие Филиппа с момента его восшествия на престол, в частности его брат Карл, граф Алансонский, Эд, герцог Бургундский, Людовик, граф Фландрский, Роберт д'Артуа и герцог Бретонский[221]. Все они стали свидетелями, на которых Филипп мог положиться в случае необходимости. На самом деле это была лишь частичная победа короля Франции, поскольку ритуал не был соблюден полностью: Эдуард принес Филиппу лишь простой оммаж, а не тесный, как следовало, который имел приоритет перед всеми другими видами оммажа. Таким образом, вопрос еще не был полностью закрыт, но видимость была сохранена. Церемония сопровождалась недельными празднествами, пирами и рыцарскими турнирами. По мнению большинства присутствовавших, король Англии выполнил волю короля Франции. Однако кризис престолонаследия не был полностью преодолен и тлел, пока не разгорелся вновь в 1337 году.
В конце концов, кампания во Фландрии и ее блестящее завершение не могли быть более удачным моментом для укрепления легитимности Филиппа, но за торжествами скрывалась другая, менее славная реальность. Во Фландрии масштабы наказания, понесенного мятежниками, усилили чувство ненависти к французам, а в народе росли проанглийские настроения. Жители сукнодельческих городов, имели тесные экономические связи с Англией, которая поставляла им шерсть и чувствовали себя ближе к островитянам, чем к своим французским соседям. Король вел себя надменно, а напряженность в отношениях с Англией оставалась высокой, но все же наступило время для празднований. Именно этот момент выбрал Роберт д'Артуа, чтобы попросить короля провести новое расследование по поводу передачи графства Артуа его тетке Маго.
К 1328 году Роберт д'Артуа зарекомендовал себя как один из самых ярых защитников королевских притязаний своего шурина Филиппа. Он возлагал большие надежды на нового коря, полагая что тот поможет решить вопрос с графством Артуа, которого, по его мнению, он был несправедливо лишен. С годами этот вопрос стал для Роберта навязчивой идеей, о чем свидетельствуют его многочисленные попытки заполучить вожделенный апанаж. На каких же аргументах Роберт основывал свои притязания?
Роберт д'Артуа
