Моя Америка - Шерман Адамс
Через несколько дней у меня состоялось нежное прощание с тетушками, и я купил билет до Гэри. Впрочем, я не собирался задерживаться в грязном расистском городе стали. Чикаго находился всего в 50 километрах, и я ежедневно ездил туда. Нашел работу на оптовой овощной базе, где разгружал арбузы с грузовиков-рефрижераторов, таскал мешки с картошкой весом по 50 кг.
Работа была тяжелой. Она начиналась в четыре часа утра — я сменял тех, кто работал ночью. Это значило, что мне надо было вставать в два, чтобы успеть из Гэри на работу.
Черный Чикаго — целый город в городе. Единственными белыми, которых доводилось здесь увидеть, были полицейские и хозяева магазинов. Очереди на бирже труда тоже состояли из одних черных. Несмотря на войну в Корее, которая привела к оживлению деловой активности, этот город напоминал о временах депрессии.
Будучи чернокожим и не членом профсоюза, я без лишних слов согласился на любую работу. Дама на бирже труда дала мне направление на мойку автомобилей, где я работал раньше. Я проработал там до тех пор, пока не получил чек. Затем купил билет на железнодорожный экспресс компании «Юнион Пасифик» до Лос-Анджелеса и с дрожью в коленях пустился в путешествие в благословенный край «белых ангелов».
Я пришел, Калифорния!
С шестьюдесятью долларами в кармане я спрыгнул с поезда на вокзале «Юнион стейшн», накаленном солнечными лучами. Сначала я удивился, почему все кругом носят темные очки, но вскоре выяснил, что это делается совсем не для защиты от солнца, а потому что воздух здесь был тяжелым, насыщенным газами, и глаза от этого слезились.
— Бог ты мой, — сказал я сам себе, волоча бумажную сумку, — пальмы в городе?
Никогда раньше я не видел пальм, кроме как в кино.
Миновав несколько мексиканских антикварных магазинов на Оливера-стрит и сувенирные лавки — западни для легковерных туристов, где продаются пончо, открытки с видами и сомбреро, — я продолжил свой путь на трамвае до общежития на Хоуп-стрит. Там я внес квартплату за две недели вперед и за десять долларов приобрел в кафетерии талоны на питание. После этого отправился обратно той же дорогой, которой пришел, с грандиозной мыслью покорить этот город. Подошел к первому попавшемуся полицейскому и спросил его, как пройти к центру. Он посмотрел на меня как на дурака.
— Это и есть центр, парень, — сказал он.
Я ожидал увидеть небоскребы, но в отличие от других больших городов, которые я видел, в Лос-Анджелесе их не строили, как мне объяснили, из-за риска землетрясения. Для Лос-Анджелеса, во всяком случае для района, куда я попал, было характерно другое: проститутки, сутенеры, гомосексуалисты, джазовые клубы в подвалах, стриптиз, комические театры, дешевые отели, залы игральных автоматов, будки чистильщиков обуви, патефоны, ревущие на полную громкость, магазины одежды и три-четыре ярко освещенных винных магазина на каждый квартал. Кругом промышляли воры карманники, грабители и мелкие жулики.
На одной только Мэйн-стрит действовало больше мошенников, чем в ином городе во время карнавала. Обворожительные парни в элегантных фланелевых костюмах, галстуках «а-ля Дикий Запад» и ковбойских сапогах «обрабатывали» глазеющую деревенщину. Солдаты-отпускники из Кореи с деньгами, которые жгли им карманы, заманивались в залы для игры в бинго, где их буквально раздевали догола.
В любое время суток, светило ли солнце, или шел дождь, в жару и стужу белые, черные, красные и коричневые люди сидели на улице со сморщенными от голода и нужды лицами и просили милостыню. Кровоточащие руки просили денег на еду. И это происходило в самом богатом капиталистическом государстве мира!
Чем дальше я шел по Мэйн-стрит, тем больше негодовал. Вдруг я услышал вой полицейских сирен и дробный звук автоматной очереди. Звуки неслись из музея криминалистики. За двадцать пять центов здесь можно было увидеть автомат, которым пользовался Джон Диллинджер при ограблении банка, пуленепробиваемый «кадиллак» Аль Капоне с белыми покрышками и с отверстием для винтовки в заднем окне, а также оружие, принадлежавшее когда-то многим известным гангстерам.
Выйдя из музея на ослепительное солнце, я направился к спортивному залу, перед которым одна из знаменитостей в мире бокса — Одноглазый Конноли — создавал рекламу нескольким боксерам, тренировавшимся к предстоящему матчу.
— Заходите, посмотрите, как лучшие боксеры мира тренируются здесь каждый день! Вы увидите чемпиона в легком весе Картера, лучшего в мире полутяжеловеса Арчи Мура, третьего в мире в полусреднем весе Рамона Фуэнтеса, четвертого в полусреднем весе Арта Арагона! Всех вместе — за двадцать пять центов, пятьдесят центов — по субботам и воскресеньям.
Будто ведомый какой-то магической силой, я вошел в один из самых знаменитых в мире залов для бокса, рассказал Одноглазому, что хочу стать настоящим боксером, что уже тренировался в Коннектикуте. Он отвел меня прямо к Пэдди Квайяду. А тот будто сошел с обложки боксерского журнала. В прошлом боксер, золотоискатель, моряк и владелец салуна на Диком Западе, он был хозяином спортзала на Мэйн-стрит.
Пэдди обладал копной густых белых волос, носил ковбойские сапоги, а вокруг его шеи был повязан ядовито-красный шарф. Он сильно заикался, сильнее, чем я, а толстые очки болтались у него на носу, который давным-давно был глубоко вбит в его ирландское лицо.
— Так-так. Значит, хочешь стать боксером? — Тут он крикнул своему помощнику: — Выдели парню шкафчик!
Пэдди владел не только тренировочным залом, но и правом первого выбора среди молодых боксеров, приходивших туда. Именно так функционирует мир бокса. Тот, кому принадлежит тренировочный зал, может отобрать самых способных новичков. Таков был неписаный закон, действовавший среди менеджеров от бокса.
Вторично я пришел туда на следующий день около четырех часов, когда зал был наполовину пуст, а значит, Пэдди мог хорошенько посмотреть на своего нового подопечного. Затем стал тренироваться ежедневно с двенадцати до трех, в одно время с настоящими «звездами» — «телевизионными» боксерами. У них были менеджеры со связями в среде мафии, они могли устроить прибыльные матчи. Эти боксеры носили шелковые рубашки, спортивные костюмы модного покроя, ботинки из крокодиловой кожи, разъезжали в «кадиллаках» в обществе надушенных девиц и всегда спешили
