О Самуиле Лурье. Воспоминания и эссе - Николай Прохорович Крыщук
Зная, что у меня в далекие советские годы были разные «антисоветские книжки», С. А. предлагал издавать журнал. Рада, что он потом осуществил свою мечту, хоть и с другими людьми. Мне приятно, что повесть Л. Чуковской «Софья Петровна» была напечатана в «Неве» благодаря моей книжке, которую я дала ему читать.
Конечно, уникальный литературный ДАР был главным и определяющим личность С. А. И, общаясь по-соседски или встречаясь на разных литературных вечерах, я не могла не отметить его особенную тонкость, ранимость, иронию и даже, кажется, только ему присущее какое-то щемящее чувство обреченности.
Гейне сказал: «Мир раскололся пополам, и трещина прошла по сердцу поэта». Все разломы эпохи, всё несовершенство и несправедливость этого мира оставляли зарубки на его сердце. При всем при том он совсем не был только кабинетным писателем. Хорошо помню его возбуждение в перестроечные дни, как, впрочем, у нас всех: бесконечные выступления на разных площадках; помню, как уговаривал меня (и чтоб я сказала всем-всем) – голосовать за Никольского. С. А. писал тогда везде, использовал любую возможность воздействовать через СЛОВО, даже в нашей газете – «Мой район».
Кажется, что «петербургские соседи» – это особый статус. Мы снова стали соседями – теперь уже по континенту, начали переписываться. Узнав, что он болеет, я спросила разрешения написать по поводу его последней рецензии на набоковскую книжку. Случалось, что мы и раньше обсуждали некоторые его рецензии, поэтому он сразу же, в ту же минуту откликнулся. И узнав, что автор, в общем-то, присвоил себе чужой труд, написал: «Мне очень жаль, что я так опростоволосился с этой книжкой и с этой рецензией».
Я хотела помочь С. А. в его болезни: предлагала альтернативную медицину – противоядие, выводящее из организма лишние токсины, конечно, после консультации с соответствующим врачом, с которым у меня была договоренность, но он побоялся пойти на эту меру, хотя она не отменяла его официального лечения. В результате ему три раза делали химию, ни один организм выдержать этого не может…
Иногда он чувствовал себя откровенно плохо. На мое предложение написать рецензию отвечал: «Но голова у меня сейчас работает неважно, читаю с трудом…» (письмо от 13 марта 2014 года).
За два года я отправила С. А. более трехсот сообщений. В основном это были статьи ведущих политологов – аналитические отклики на текущие политические события.
Но кроме политики я посылала самое интересное об искусстве, о фотографии, о Петербурге. С. А. всегда меня благодарил, хотя никакой личной моей заслуги в том не было – каждый день на компьютер я получала готовые материалы и из них уже делала свою подборку, которую и посылала С. А.
«Гуленька, большое спасибо за “Чудеса Света!!!”» (это были дивные фотографии с музыкой; письмо от 1 апреля 2014 года).
«Спасибо, дорогая Гуля! Вы добрая королева Острова Сокровищ» (письмо от 8 апреля 2014 года).
«На самом деле, – писала я в ответном письме, – на этом острове живет и пасется множество людей. Все они обмениваются разными интересными материалами. И мне тоже что-то достается…»
Посланную мной подборку фотографий Петербурга с необычного ракурса – вид сверху – С. А. получил в тяжелую для него минуту. «Огромное спасибо, дорогая Гуля! Я сейчас как раз под капельницей, и эти прекрасные картинки – самое то, что нужно для твердости духа! Спасибо!» (письмо от 12 июня 2014 года).
«Дорогая Гуля! Огромное спасибо за все Ваши подарки, а пуще всего – за Ленинград 68-го года (это были черно-белые фотографии. – Г. Г.) и за статью Радзиховского (об Израиле. – Г. Г.). Все, что Вы присылаете, украшает и делает интересной мою довольно скудную жизнь. Тем не менее чувствую я себя сейчас просто хорошо. Это уже известно из опыта, что третья и особенно четвертая неделя после сеанса химии – блаженное время. Чувствуешь себя вполне здоровым и даже начинаешь подумывать: а не пал ли жертвой медицинской ошибки. Вся эта эйфория довольно быстро проходит. Но – наученный опять же опытом – я спешу воспользоваться вернувшейся работоспособностью и, не разгибаясь, пытаюсь успеть докончить начатый в апреле и почти сразу тогда же оборванный текстик. Так что все пока в порядке. Спасибо. Ваш С. Л.» (письмо от 22 августа 2014 года).
Осенью 2014 года наша переписка прервалась на два месяца – я улетела в Москву и Петербург. 24 октября С. А. написал: «Дорогая Гуля! Большое спасибо за фотографии, как и за все другие Ваши благодеяния. Я по-прежнему в Пало-Алто, прохожу третью уже химию. Покамест переношу ее неплохо. И чувствую себя почти нормально, только плоховато работает голова. А где Вы? Чем занимаетесь? Кого видите? Напишите словечка хоть два. Спасибо! Ваш С. Л.».
Летом 2014 года я была в изумлении, когда С. А., не зная, что я собираюсь заниматься Павловым, прислал мне его письма в Совнарком с припиской: «Угадал ведь, старик!»
И он же был первым, кто поздравил меня с получением американского гражданства.
19 июня я получила последнее письмо – дружеское, душевное, теплое, но почему-то от него хотелось плакать. Только 8 августа я поняла, что оно было – прощальное…
По поводу моей поездки в Петербург весной 2014 года С. А. писал: «Завидую Вам смертельно. Надеюсь, Гуленька, по благополучном возвращении Вы расскажете подробно про петербургскую жизнь и наши Пески…»
Еще в марте 2014 года он прислал мне удивительный трехминутный музыкальный ролик – «СКВОРЦЫ!» В анонсе было написано: «Незадолго до отбытия на родину в Россию (а это случается всегда на праздник Пурим) стаи скворцов устраивают прощальные показательные танцы в небе Израиля». С припиской: «Очень вдохновляющий ролик».
Будем считать, что это его ДУША возвращается домой, в Петербург, и сейчас находится здесь, с нами.
Яков Гордин. Мой любимый друг и вечный оппонент Саня Лурье
…У печального столько же общего с трагическим, как у случайной смерти – с предательским убийством.
С. Лурье
Я понял, почему долго не мог сообразить – как мне писать воспоминания о человеке, которого знал много лет, с которым дружил много лет, дружили семьями, с которым было много общих друзей.
Не могу сказать, что это была безоблачная благостная дружба, но – дружба. Последние дни я вспоминал нашу общую жизнь, перечитывал Санины сочинения – и
