Amor. Автобиографический роман - Анастасия Ивановна Цветаева
– Она воет, как Белла, а Белла воет, как лирический шакал!..
От террасы дома наверх, к смотровой площадке на башне ведёт деревянная лестница, крутая и узкая. Анастасия Ивановна вышла из мастерской на террасу, обернулась к сопровождавшим её друзьям и служителям музея. Она обратилась ко мне, отдала мне свою трость, которую часто тогда носила под мышкой, и сказала: «Станислав, семьдесят пять лет назад я поднималась сюда без трости и сейчас без неё поднимусь!» И – стремительный взлёт ступенями вверх, она уже любуется горным Карадагом, одна из скал которого очертанием напоминает – почти повторяет профиль её Макса. А с другой – гора, на которой он похоронен. «Макс обнял собой Коктебель!» – говорит она. А с неба, с гребней скалистых гор струятся тёплые осенние лучи…
Я думал о секрете столь долгого, почти столетнего её творчества, о силе таланта, развивавшегося всю жизнь и не погасшего на её склоне, ведь последние годы дали больше осуществлённого, опубликованного, чем все предшествующие периоды… И пришёл к выводу, что дело не во внешних чертах – секрет в том, что Анастасия Ивановна была очень волевой человек, силой воли превозмогала старость. Сохранённая с детских лет восприимчивость давала сильную для её возраста память. Воспринимала она не только глазами, которые с юности были близоруки, не только слухом, который с возрастом значительно ослаб, но всем существом, душою, душевным опытом, душевным богатством, накопленным за жизнь. Вот почему она могла, всего один раз увидев человека, один раз поговорив с ним, потом высказать о нём целое устное психоаналитическое эссе: о замеченных чертах, манерах, еле уловимых нюансах поведения.
Дар психологического анализа, эмоциональность, искренняя религиозность – вот ещё ключи к секрету творческого долголетия. Что до физической стороны, то долголетие тут имело основой воздержанность от каких бы то ни было излишеств, с 27‑летнего возраста вегетарианство, холодные обтирания. Возможно, помогала и способность душою уходить в так ярко запомнившееся детство, из него черпать первозданную бодрость, энергию… Публикации её статей, очерков, рассказов в популярных журналах, таких как «Юность», «Наука и жизнь», сразу становились событием, за ними были очереди в библиотеках. Их читали, надолго запоминали. Такова была неоскудевающая природа её таланта.
Свою одинокую жизнь, прерываемую визитами родных и друзей, Анастасия Ивановна оберегала как свободный пролог к творчеству, как возможность думать, писать, увлекаться, познавать, не отягощаясь бытом… Любила рассказывать. Рассказывала подолгу, подробно, уходя по боковой тропинке мыслью вдаль от первоначальной темы, но всегда, как бы далеко ни ушла, она, завершив словесный круг, все равно возвращалась к исходному поводу, лицу, событию, от которого был начат ею рассказ… В ней была особая, мало кому ныне свойственная христианская энергия служения. Старалась жить для других. Внимание ее к человеку было безмерно, порой хватало одной их беседы, и треснувший было по швам союз двух вновь закреплялся. Дар убеждения ее был поразителен. В ней была стойкость веры… В комнате, близ кровати в специальном шкафу и у изголовья – иконы. И слышны были далеко в ночь слова ее молитв… Сколько людей она отмолила… В семь лет видела вещие сны, и тогда же ей приснился конец мира… Сказала: вы вопросами своими утверждаете меня в жизнь, потому что я совершенно забываю себя в делах…
В ней замечалась углубленная осмысленность. Подбородок на руку. Негустые седые волосы челкой падают к подбородку. Рука на книгу, пальцы узловаты, – подписывает очередную дарственную, которую заканчивает неизменно: Храни Вас Бог! По большому счету вся её проза откровенно исповедальна, и роман, и воспоминания, и рассказы, и даже стихи похожи на исповедь…
Однажды я спросил Анастасию Ивановну, какой период жизни она считает наиболее благоприятным для человека, она не задумываясь сказала: «Детство задыхается в невыразимости, молодость отдана чувствам, но самая блаженная пора – зрелость, когда уже пробуждён анализ вокруг сущего, когда ты не обольщён жизнью, тебе принадлежит всё, оттого что тебе ничего не надо, и ты слышишь до того неведомый слуху хрустальный голос истины, когда мир лежит перед тобой во всём своём безмолвном величии, и когда обо всём, что было ранее, ты можешь сказать твёрдо: дым, дым и дым…» Потом такими же словами она завершила послесловие к сокращённому авторскому варианту её книги «Дым, дым и дым», вышедшей в 1916 году и переизданной издательством «Современник» в 1988‑м в сборнике прозы русских писательниц «Только час».
Примечания
1
Ника цитирует слова Мартина Лютера.
2
Нѣкогда и Завтра. Слово «некогда» в значении «когда-то» писалось по дореволюционной орфографии через «ять», а в значении «нет времени» – через «е». – Примеч. автора.
3
Веет мариной (здесь) – морем (фр. marine).
4
Искусство любви (лат.).
5
Томас Карлайль, английский очеркист XIX века, написавший трехтомную историю Французской революции и много других книг. Я его переводила. Три специалиста (один из них профессор английской литературы М. М. Морозов) восхищались моими переводами о Данте, о Шекспире. Переводы погибли в 1937 году. Моя мечта о Шотландии, где могила Карлайля, погибла тоже тогда. – Примеч. А. Цветаевой.
6
Цитируется стихотворение М. Лермонтова «Выхожу один я на дорогу» (1841).
7
Расстались. Спустя шесть лет А. Э. умер от tbc горла. – Примеч. А. Цветаевой.
8
Германн, Лиза – герои повести «Пиковая дама» А. С. Пушкина (1833).
9
В 45 лет. – Примеч. А. Цветаевой.
10
Господин рыцарь (англ.).
11
Гибеллины и гвельфы – два противоборствующих союза дворян в Вероне. Их противостояние нашло отражение в трагедии В. Шекспира «Ромео и Джульетта».
