Флэпперы. Роковые женщины ревущих 1920-х - Джудит Макрелл
Мисс Мод Элис Берк подходила сэру Бейчу по всем параметрам. Двадцать три года, блондинка, голубоглазая, бойкая, с тонкой птичьей фигуркой, миловидным фарфоровым личиком с розовым румянцем на щеках, остроумная, любознательная – рядом с ней знакомые ему англичанки казались пресными и заторможенными. Но главное – ей полагалось приданое в размере двух миллионов долларов, что делало ее совершенно неотразимой, так как эти деньги могли заткнуть все дыры в бюджете Невилл-Холта. И вот вальяжного и немногословного сэра Бейча закружили первые в его жизни пылкие романтические отношения.
Мод тоже спешила замуж. Она выросла в Сан-Франциско, и ее семейный уклад не вписывался ни в какие традиционные рамки. Ее мать овдовела, когда Мод была подростком, окружив себя постоянно сменявшими друг друга благодетелями. Одному из них, богатому и образованному дельцу Хорасу Карпентьеру, она поручила воспитание единственной дочери. Мод стала не первой девушкой, которую Карпентьер взял под крыло, и хотя в этих отношениях не было ничего предосудительного, они все же являлись весьма необычными. Под руководством Карпентьера Мод вскоре стала умна не по годам, научилась вести себя в обществе как взрослая и по сравнению с ровесницами была намного лучше осведомлена о сексе. В двадцать один год она стала любовницей ирландского писателя Джорджа Мура, с которым познакомилась, путешествуя по Европе.
Это был страстный роман: Мура очаровал интеллект Мод и удивила ее уверенность в сексе; Мод же пришла в восторг от его искушенности, литературной славы и откровенного влечения, которое он к ней испытывал. Но Мод не принадлежала к богемной публике и искала не только любви, но и респектабельности; в первых попытках найти себе мужа она катастрофически просчиталась. Вернувшись в Америку, она познакомилась с внуком покойного короля Польши [32]; тот проявлял к ней активный интерес, и она решила, что скоро он сделает ей предложение. Позволила слухам просочиться в прессу и узнала, что князь Андре Понятовский присмотрел себе невесту более высокого ранга. Мод заставили написать унизительное опровержение, и она еще не оправилась от обиды, когда встретила сэра Бейча в Нью-Йорке. Тот не был блестящим литератором, как Мур, и не принадлежал к королевской семье, как князь Андре, но Мод убедила себя, что робкая восторженная искорка, иногда освещавшая его грубоватые черты, свидетельствовала о романтической натуре. А главное, выйдя за сэра Бейча, она приобретала титул английской леди.
Меньше чем через год, 10 марта 1896 года, родилась Нэнси. К тому времени Мод осознала, что ошиблась. Но это ее не смутило. С жестокой прямотой заявив, что материнство – «худшее из занятий, самое низкое из всех» и что никакие беременности ей больше не нужны, она поставила себе цель сделать блестящую светскую карьеру, выбрав Невилл-Холт площадкой для реализации своих устремлений.
Сам дом был прекрасен: продолговатое здание из золотисто-серого камня с зубчатыми стенами, башенками и крытыми галереями. Сэр Бейч обожал этот замок с четырехсотлетней историей; можно сказать, Невилл-Холт был любовью всей его жизни. Но Мод считала его угрюмым и чересчур загроможденным мебелью, а поскольку дом содержался на ее деньги, она не видела причин, почему бы не переделать его под себя. Она безжалостно избавилась от мрачной викторианской обстановки и наполнила комнаты светом и цветом: постелила восточные ковры, обила мебель современными шелками, велела перекрасить стены и старинные дубовые стеновые панели.
Ее вмешательство причиняло сэру Бейчу почти физическую боль. Он начал чувствовать себя чужим в своем же доме, особенно когда Мод стала устраивать пышные званые приемы. Она проводила ужины с большим количеством гостей, приглашала самых знатных соседей, включая Мэннерсов, и организовывала праздники на целые выходные – с субботы по понедельник – для новых друзей из модного общества, с которыми познакомилась в Лондоне. Вскоре в гостях у Кунардов стали регулярно бывать писатели Эдди Марш, Макс Бирбом и Сомерсет Моэм, представители политической элиты вроде Бальфура и Асквита. Эльза Максвелл, амбициозная светская львица из Сан-Франциско, писала, что быть приглашенным в гости к жизнерадостной леди Кунард считалось «светским благословением».
У сэра Бейча не было ничего общего с новыми друзьями Мод. Ему не нравились их громкие дерзкие разговоры и распущенность нравов. В Невилл-Холте гостей устраивали на ночь так, чтобы любовники оказывались в одной постели. Сэр Бейч проводил все больше времени в мастерской, где занимался своим страстным увлечением – художественной ковкой – или подолгу пропадал на охоте и рыбалке в Шотландии. «Не понимаю, что творится в этом доме, – сказал он однажды, заявившись домой раньше положенного и обнаружив гостей Мод, которые буянили и явно не собирались никуда уезжать. – Но мне это не нравится».
Мод тоже часто отсутствовала дома: ходила по магазинам, путешествовала или заводила тайные интрижки с мужчинами, которых, по слухам, у нее было немало. Другими словами, родители Нэнси жили каждый своей жизнью; их существование никак не пересекалось, а девочка чувствовала себя совершенно неприкаянной. Детей из аристократических семей часто отдавали на попечение няням и гувернанткам, но мало кто рос совсем без ощущения семьи. Диана Мэннерс воспитывалась среди братьев и сестер, друзей и родственников, а мать ее любила, хоть и не всегда уделяла ей достаточно внимания. Но Нэнси могли оставить в одиночестве на несколько недель, а то и месяцев; о ней заботились лишь слуги. На одной детской фотографии она стоит в огромном дверном проеме Невилл-Холта; на снимке ей лет пять-шесть, фигурка кажется крошечной на фоне величественного здания.
Даже когда родители Нэнси были дома, она редко их видела – за исключением назначенных часов, когда ее наряжали в белое кружевное платьице и расспрашивали об успехах в учебе. Из редкого общения с другими детьми – кузенами Виктором и Эдвардом и детьми Мэннерсов из Бельвуара – она знала, что в других семьях все устроено иначе; в ее душе поселились вина и страх, и ей казалось, что родители любили бы ее больше, будь она мальчиком. Случалось, Мод угощала ее шоколадными конфетами из роскошной коробки, которая всегда стояла рядом с ней на столике, и Нэнси отводила взгляд: ей хотелось не конфет, а объятий.
Позже она описывала себя как одинокого и нелюдимого ребенка и вспоминала, что «много молча размышляла, как сложится моя жизнь». Она не знала, чем заполнить окружавшую ее пустоту, кроме как бунтарскими выходками и мечтами о побеге. Ее гнев и одиночество усилились с появлением в Невилл-Холте гувернантки мисс Скарт, чья жестокость вполне соответствовала ее имени [33].
Мисс Скарт внезапно появилась, когда Нэнси было примерно девять лет; она пришла на замену одухотворенной юной французской гувернантке, которую Нэнси
