Война короля Карла I. Великий мятеж: переход от монархии к республике. 1641–1647 - Сесили Вероника Веджвуд
Последний из офицеров, преданных королю, склонился перед логикой событий.
VI
Король еще несколько недель не знал, что произошло в Ирландии. В то же время соперничество пресвитерианцев и индепендентов в Лондоне служило ему источником все новых надежд. В середине сентября палата лордов и пресвитерианская партия понесли очередные потери в связи со смертью графа Эссекса. Ему не удалось вернуть себе популярность, которой он пользовался в первые дни войны, но благодаря своему богатству, своим землям и своим коммерческим интересам обладал существенным влиянием и служил связующим звеном между палатой лордов и богатыми пресвитерианцами лондонского Сити. Граф умер неожиданно, после того, как «в течение четырех дней был очень болен, а затем впал в сильнейшую летаргию». Похоронили его в Вестминстерском аббатстве. Если верить виршам очередного памфлетиста, его конец не произвел в Лондоне большого впечатления:
Кричащий герольд и бархатный катафалк,
Потрепанная анаграмма с печальным стихом,
И в довершение всего унылая служба,
Таким ли должно быть прощание с великим Эссексом?
Через несколько дней его изображение и орнаментальный щит в аббатстве были без каких-либо политических причин испорчены и опрокинуты каким-то сумасшедшим иконоборцем.
Споры между пресвитерианцами и индепендентами в палате общин отдавались эхом на церковных кафедрах и в тавернах Лондона. Новый кризис спровоцировал несчастный Пол Бест, безобидный человек, которого не устраивала божественность Христа. Он никогда не публиковал своих взглядов и не пытался никого обратить в свою веру, но однажды неосторожно высказал свое мнение приятелю, который на него и донес. Бест сидел в тюрьме уже больше года, когда весной 1646-го палата общин, потрясенная таким богохульством, приговорила его к смерти через повешение. Поразмыслив, члены палаты усомнились, имеют ли они, строго говоря, право выносить такое наказание, и в сентябре наиболее оголтелые противники сектантов представили ордонанс, согласно которому ересь и богохульство признавались тяжкими преступлениями. Сопротивление индепендентов было жестким и продолжительным, и к концу месяца этот чудовищный билль тихо лег под сукно в комитете. Пол Бест спокойно ожидал худшего в тюрьме, но на улицах и кафедрах разгорелась война за духовную свободу, тесно связанная с недавно появившимся требованием прав для всех вольнорожденных англичан.
Ричард Овертон, один из завсегдатаев таверны «Уиндмилл», связанной с Джоном Лилборном и Уильямом Уолвином, работал в секретной типографии в доме на Бишопгейт. За лето он выпустил ряд памфлетов в пользу «знаменитого и достойного страдальца за свободу своей страны подполковника Джона Лилберна». В одном из них Овертон в откровенной манере заявлял, что палата общин имеет или должна иметь права действовать исключительно как агент народа, который должен «раз в год свободно выбирать парламент». За такое неприкрытое требование установления истинной демократии он отправился в тюрьму Ньюгейт, откуда, ничуть не смутившись, выпустил из своего полемического лука «стрелу против всех тиранов, в привилегированное чрево деспотичной палаты лордов». В этом памфлете он красноречиво отстаивал право каждого человека быть «королем, священником и пророком в своем собственном кругу». Бог обладает властью и правом судить конкретного человека, а люди – но не Бог – делегируют эту власть тем, кого они выбрали, чтобы управлять ими. Следовательно, любая попытка парламента контролировать взгляды и верования обычных людей является угрозой «справедливым правам и прерогативам человечества».
Власти ошибочно попытались обойтись с Овертоном, как с Лилберном, но выяснили, что он будет сам лично защищать свои права. При аресте он оказал сопротивление, и его пришлось тащить по улицам с ногами, болтающимися, «как пара копеечных свечей», пока офицеры не потеряли терпение и не понесли его, держа за плечи и пятки. В тюрьму Ньюгейт он прибыл, прижимая к груди том «Институций» Эдварда Кока и читая следовавшей за ним толпе лекцию о законных и неотъемлемых правах англичан.
Лилберн по-прежнему являлся неофициальным лидером кампании за врожденные права каждого англичанина. Из своего заключения в Тауэре он побудил людей организовать демонстрацию у Гилдхолла, когда 29 сентября 1646 г. там проходили выборы нового лорд-мэра. Группа простых горожан во главе с участником войны часовщиком из Корнхилла заявила, что имеет право голосовать. Им было отказано в жесткой форме, после чего они подали протест именем свободных людей, горожан и лондонского простонародья. Лилберн после краткого изучения всех записей, которые смог получить, в течение недели-другой написал и опубликовал памфлет London’s Liberty in Chains («Свобода Лондона в цепях»), утверждая, что право каждого свободного человека голосовать на выборах было принципом правления в саксонские времена и что хартия короля Джона дала всем горожанам Лондона право выбирать лорд-мэра.
Тем не менее в тот год лорд-мэра избрали, как раньше, и, хотя Лилберну результат не понравился, он не удовлетворил и парламент. Ни разу с момента вступления Пеннингтона в должность в 1643-м у них не было лорд-мэра, который бы полностью удовлетворял их. Сити упорно подтверждал свои роялистские симпатии, и сэр Джон Гейер, избранный лорд-мэром осенью 1646 г., был всем известным роялистом и десять лет назад даже собирал для короля «корабельные деньги».
VII
И в Англии, и в Шотландии пресвитерианцы начинали с недоверием и скепсисом сознавать, что все складывается не так, как они предполагали. В то время как сектанты тихо наращивали свои силы в Лондоне и Вестминстере, король в Ньюкасле вопреки их настояниям отказывался купить помощь шотландцев ценой подписания Ковенанта.
Карл с бесполезной изобретательностью и при содействии Уилла Мюррея разрабатывал план отсрочить решение вопроса о религии на три года, узаконив в этой сфере систему, которая на данный момент существовала в Англии, и сделав будущее церкви предметом дальнейшего обсуждения. Сам же король со своей стороны намеревался принять решение в пользу епископального управления. Довольный предполагаемой отсрочкой, он поручил епископу Лондонскому Уильяму Джаксону узнать, будет ли допустимо королю, с его точки зрения уступив необходимости, на время оставить англиканскую церковь, имея в виду непременно