Война короля Карла I. Великий мятеж: переход от монархии к республике. 1641–1647 - Сесили Вероника Веджвуд
Палата общин – и в этом палата лордов ее поддерживала – осталась тверда в своей решимости получить короля без всяких условий и обязательства консультироваться с шотландцами о его дальнейшей судьбе. Желая приблизить этот счастливый час, парламентарии приказали продавать земли, конфискованные у епископов, чтобы собрать деньги для выплаты армии ковенантеров.
Когда деньги пришли, ковенантерам пришлось решать, что делать: взять короля с собой в Шотландию, оставить его англичанам как пленника без каких-либо условий или самим остаться в Англии с риском вооруженного столкновения, когда их бывшие союзники придут, чтобы изгнать их и захватить короля. От последнего варианта отказались сразу же, как только о нем подумали, поскольку он был слишком сложным и затратным. Оставался простой выбор: взять короля с собой или оставить его в Англии.
Карл верил, что в самом крайнем случае соотечественники его не бросят. Невероятно, но он все еще думал, что может склонить на свою сторону любого самого непримиримого оппонента, если пожалует ему власть и положение. Когда осенью скончался престарелый лорд-адвокат, сэр Томас Хоуп, Карл, ни с кем не посоветовавшись, отдал этот важный пост самому яростному и последовательному из своих врагов – фанатичному Уорристону. Он был удивлен и глубоко задет, когда в ответ Уорристон не смог повлиять на своих соратников, чтобы смягчить их позицию. С таким же оптимизмом Карл рассчитывал, что Гамильтон спасет его от выдачи англичанам, и написал ему так, словно уверен, что шотландцы его не отдадут, если осознают всю опасность. Англичане, писал он, «думают заполучить меня, уверяя ваших соотечественников, что не имеют намерения держать меня как пленника. О, нет, ни в коем случае, они только приставят ко мне почетную охрану, которая будет постоянно сопровождать меня, чтобы обеспечить безопасность моей особы. Посему должен вам сказать… что мне нельзя оставаться в Англии, когда уйдет шотландская армия».
Он забыл, что существовуют серьезные возражения против переправки его в Шотландию, если он не подпишет Ковенант и не объявит себя его сторонником. В июле Монтроз, подчиняясь его приказу, распустил свои войска, и, когда в августе король передумал и стал убеждать его продолжить борьбу, было уже слишком поздно. Но Хантли на севере по-прежнему не сложил оружия. Он всегда завидовал Монтрозу и намеренно отказался советоваться с ним, когда пришел приказ короля о роспуске войск. Благодаря такой враждебной и скрытной политике он достиг своей цели, потому что, когда Монтроз отступил, он смог (и сделал это) провозгласить себя единственным защитником короля в Шотландии. Помимо капризного Хантли, в Кинтайре бездельничал Аластер Макдоналд, и после поражения Монро при Бенбурбе он даже мог получить подкрепление из Ольстера.
Отступничество многих дворян Лоуленда после битвы в Килсите всего год назад выявило реальную слабость ковенантеров. Они ничего не сделали, чтобы примириться со своими врагами и обратить их в свою веру. Установленный ими порядок был слишком спорным, их методы – слишком жесткими. Впоследствии один из их самых видных богословов, Сэмюэл Рутерфорд, пожалел об этой ошибке: «Наша работа с людьми чаще сводилась к секвестру поместий, наложению штрафов и заключению в тюрьму, чем к сочувственной скорби о душе тех, кого мы считали противниками нашего дела… Было бы лучше, если бы мы больше дней посвятили смирению и посту… намного меньше – отложенным комиссиям, предварительным вызовам в суд и новым судебным процессам. И если бы в наших сердцах было столько мягкости и нежности Господа нашего, что мы могли бы услужить своим противникам и группам, имеющим другое мнение, то смогли бы управлять бережно, как наш Господь Христос, который любит не погонять, а носить агнцев на груди Своей». Ковенантеры следовали другим методам, не слишком похожим на методы Христа, и возбуждали все больше ненависти со стороны растущего меньшинства. Если бы король приехал в Шотландию, не приняв Ковенант, его присутствие тайно или явно воодушевило бы каждого противника партии власти по всей стране.
В этот последний момент единственным выходом из тупика могло бы стать обращение короля в пресвитерианство, над чем они по-прежнему усиленно трудились не без содействия королевы и ее друзей. Она все еще была уверена, что если он уступит в вопросе религии, то с помощью шотландцев, французов и ирландцев сможет вернуть себе все, что потерял. «Я очень надеюсь, что если вы будете постоянны и решительны, мы все же станем хозяевами положения и снова встретимся с невиданной доселе радостью. До свидания, родное сердце».
В октябре французы взяли Дюнкерк – порт, откуда всю войну выходили в море пиратские корабли короля. И сразу же пошел слух, что губернатором будет назначен принц Руперт. Недавно он присоединился к королеве в Париже и был назначен королем Франции командующим всеми английскими войсками, находившимися в тот момент на службе Франции. Слух имел под собой некоторые основания, поскольку испанский посол в Англии, ловкий дон Алонсо де Карденьяс, предвидя, с каким подозрением станут относиться французы к партии индепендентов из-за их козней в отношении шотландцев, подумал сблизиться с ними, чтобы отправить войска Армии нового образца для защиты Дюнкерка. Возможно, ответным эхом этого нереализованного плана Карденьяса стало решение французов назначить одного из командующих короля Карла в этот стратегический порт, отделенный от Англии всего лишь узким проливом. Впрочем, из этого ничего не вышло.
Король видел более серьезные основания для надежды в растущем недовольстве англичан. Слухи о бунте в армии множились. Ее было нельзя распустить, поскольку это представляло большую опасность. Парламент с трудом собрал деньги, чтобы заплатить шотландской армии, но при этом накопил большие долги перед армией Англии. 7 октября было принято решение продлить срок службы Армии нового образца еще на шесть месяцев. Тем временем солдаты за редким исключением читали памфлеты Лилберна и слушали своих сектантских проповедников. В Амершеме известный пресвитерианский богослов Ричард Бакстер устроил публичные дебаты с сектантами перед большой солдатской конгрегацией, но потерпел неудачу. В Йорке войска, не получившие денег, взбунтовались против генерала Пойнца, который не был большим знатоком в вопросах религии. 12 ноября Лондон с большой радостью и официальным выражением благодарности от парламента принимал Ферфакса, но все знали, что значительно большим влиянием в армии пользовался Кромвель, и это не предвещало ничего хорошего для пресвитерианской партии. У Оливера Кромвеля действительно имелись две серьезные причины обижаться на Дензила Холлеса и его сторонников в парламенте. Как командующий
