Война короля Карла I. Великий мятеж: переход от монархии к республике. 1641–1647 - Сесили Вероника Веджвуд
Поскольку доминирующая группа в парламенте не хотела разрывать отношения с шотландцами, пока не вернет к себе короля, она делала все, что могла, чтобы обострить неприязнь между ковенантерами и индепендентами. В середине августа они представили палате общин ордонанс, направленный против тех, кто писал и публиковал клеветнические тексты о шотландцах. Это вызвало словесную дуэль Холлеса с Кромвелем. Кромвель яростно защищал свободу прессы, а Холлес пытался сразить его, с презрительной усмешкой спрашивая, как он может вставать на защиту «подлых клеветников». В этом случае Холлес хорошо организовал своих сторонников, и его запретительный ордонанс был принят большинством в 30 голосов.
Когда летом 1646 г. в стране установился мир, Кромвель, который больше не был нужен на поле боя, взял на себя лидерство индепендентов и в парламенте, и в армии. Совместно с Хаслеригом, ставшим его правой рукой, он постепенно оттеснил Вейна в практическом руководстве политикой индепендентов. Он больше не был сторонней силой, славшей громы и молнии из своего далека. Теперь он день за днем являлся в Вестминстер, принося с собой завоеванную на поле боя славу создателя «железнобоких», человека, который страшным летом 1643-го предотвратил катастрофу в Марстон-Муре, одолев непобедимого Руперта. И еще в свою работу в парламенте он привнес решимость и властность, которым его научила роль командующего.
В то время как Кромвель и Холлес боролись за доминирование в парламенте, шотландская трагедия шла своим чередом. Ковенантеры, выражаясь словами Аргайла, хотели видеть своего короля «изменившимся, но не погибшим» и поставили все на это его изменение. Но короля нельзя было изменить без его согласия, и, если бы он остался глух ко всем их мольбам, если бы не подписал Ковенант и не принял пресвитерианство раз и навсегда, они оказались бы перед лицом непоправимой катастрофы.
Александер Хендерсон, которому было поручено совершить обращение короля, уже признал поражение. Он был болен еще до того, как приехал в Ньюкасл, а после двухмесячной борьбы с Карлом вернулся в Эдинбург умирать «прежде всего от того, что его сердце было разбито», – писал его друг Роберт Бейли. Хендерсон, являвшийся самым значимым создателем Ковенанта, сохранил способность видеть достоинства даже в тех, кто выступал против него. Другие, такие как более жесткий Уорристон или простоватый Бейли, могли осуждать короля как «человека упрямого до предела… своенравного и неосмотрительного правителя». Хендерсон признавал за ним веру, безусловно ошибочную, но такую же твердую, ясную и искреннюю, как его собственная. Обнаружив в нем такую цельность, Хендерсон оказался перед лицом проблемы, которую не мог разрешить. Ковенант был честным праведным заветом, и все же король, будучи честным человеком, не принимал его. Бог мог бы разрешить эту загадку, этот конфликт честного с честным, но Хендерсон не мог. Измученный поисками ответа, он умер в Эдинбурге 19 августа 1646 г., в свой последний час призывая соотечественников совершить невозможное и сохранить верность и своему Ковенанту, и своему королю.
Аргайл и другие лидеры все еще надеялись, что Карл уступит. Его с безжалостным рвением поучал преподобный Эндрю Кант, который своими запугиваниями подчинил роялистский Абердин и пользовался репутацией большого специалиста по обращению в правильную веру. Гамильтон употреблял все свое влияние. То же самое делали новый французский посол Бельевр, королева и самые доверенные слуги и советники короля из Парижа. Эшбернем, Калпепер и Джермин, которым он в самых откровенных выражениях писал о своей непоколебимой решимости никогда не изменять англиканской церкви, теперь в своих зашифрованных письмах умоляли его понять, что либо он будет «королем пресвитерианства», либо вообще не будет королем.
Ковенантеры, придя в отчаяние, прислали представителей Комитета сословий, чтобы те уговорили его уступить. Действительно ли он понимал, что никакой другой надежды сохранить корону у него нет? Лодердейл страстно убеждал его, что доверять индепендентам нельзя и что, лишив пресвитерианцев возможности помочь ему, он не найдет у сектантов ни правды, ни помощи. Но Лодердейл перехитрил сам себя. Король наверняка уже слышал, что шотландцы ведут разговоры, чтобы передать его англичанам. Он не поверил, что они это сделают, и считал подобные слухи, как и аргументы Лодердейла, угрозами, рассчитанными, что страх вынудит его пойти против совести. На уговоры Лодердейла он справедливо возразил, что, если они отрекутся от него только потому, что он отказывается подписать Ковенант, то выиграют от этого одни индепенденты. Неужели они заинтересованы, чтобы предоставить индепендентам такое огромное преимущество? И король, и ковенантеры ошибались. Он думал, что в конечном счете они будут руководствоваться своими интересами, а не совестью; они думали о нем так же.
В какой-то момент граф Калландер попытался прекратить спор, напрямую обвинив короля, что у него есть какой-то тайный источник, откуда он все еще ожидает помощи. Карл отверг его обвинения и сказал, что не может уступить по соображениям совести.
Утверждая, что не может уступить по соображениям совести, Карл говорил правду, но это не мешало ему верить, что у него еще есть источники, откуда может прийти помощь. Он слышал, что 16 сентября 1646 г. Ормонд заключил мир с Ирландской Конфедерацией и смог тайно отправить ему письмо. Порт и город Конвей сдались в августе, но замок все еще держался, так что можно было каким-то образом посодействовать высадке ирландцев в этом месте или даже захватить какой-нибудь другой порт на побережье Ланкашира.
Однако король не знал, что все его надежды на Ирландию уже растаяли. Его более раннее письмо Гламоргану, где он предлагал безоговорочно предаться в руки папского нунция, в июле было вручено Ринуччини. Твердо уверенный, что побежденного короля можно заставить согласиться на полное возвращение собственности католической церкви, что отвергал Ормонд, нунций не жалел сил, чтобы сделать договор Ормонда недействительным. Ирландское духовенство, собравшееся в Уотерфорде, подчинилось его воле и осудило договор. Ринуччини пригрозил папским отлучением любому городу Ирландии, где договор будет обнародован. Уотерфорд, Вексфорд и Клонмел закрыли свои ворота перед герольдами Ормонда. В Лимерике сброд, подстрекаемый одним монахом, забросал камнями мэра, когда тот попытался обнародовать договор, а затем на своем шумном сборище выбрал на его место другого