Российский либерализм: Идеи и люди. В 2-х томах. Том 2: XX век - Коллектив авторов
В то же время самый первый обмен впечатлениями показал глубокое различие позиций германских и русских ученых, состоящее прежде всего в диаметрально противоположных воззрениях на всеобщее избирательное право. Германская юриспруденция опиралась уже на солидный западноевропейский опыт, а также опыт германских государств, показавший, что всеобщее избирательное право способно оказаться инструментом антидемократической и антиправовой политики (что вполне подтвердила последующая история XX века). Напротив, русские конституционалисты в эпоху начала революционных событий видели в институте всеобщих выборов единственную гарантию от монархического деспотизма, наивно полагая, что народное волеизъявление может быть осуществлено только в пользу правового государства. С этой точки зрения спор Еллинека и авторов проекта (это была линия «Освобождения») позволяет понять позиции обеих сторон и одновременно объясняет последующее стремление сделать конституционный проект более умеренным. Из переписки видно, как положительная реакция сменилась его острой критикой проекта. По сообщению Кистяковского, Еллинек «был поражен безграничным радикализмом его». Главными объектами критики стали: всеобщее избирательное право, общий стиль проекта, его заимствованный характер, отсутствие серьезной юридической проработки принципиального вопроса о порядке работы парламента. Усматривая большую ошибку во введении всеобщего избирательного права в России, Еллинек осудил этот институт в принципе. «Всеобщее избирательное право, – заявил он, – это господство глупости и реакции. У нас в Бадене оно привело к победе центра и клерикалов. Теперь университеты погибнут». В ходе последующих споров ученый высказался еще более резко, осудив проект за «Schablonen, Laftiglceit und Geistlosigkeit» (шаблоны, безвкусицу и бездарность). Он, по мнению Еллинека, целиком проникнут «обезьянничаньем» и не содержит «ничего оригинального». В качестве примеров бездумного подражания был упомянут регламент работы парламента (Geschaftsordnung), заимствованный составителями русского проекта из западноевропейских конституций. Данный порядок (при котором регламент своей деятельности определяет сам парламент) может привести к блокированию законодательной работы. «Между тем, – полагал Еллинек, – история показала, что при таком порядке нет возможности бороться с обструкцией, а обструкция даже небольшой группы может сделать парламент Geschaftsunfahig (недееспособным)». Отметим, что в критике института всеобщего избирательного права и парламентских обструкций проявились монархические взгляды и сдержанное отношение к парламентаризму германского ученого. Но в то же время это позиция реалистически мыслящего юриста, озабоченного соответствием правовых норм реальному положению вещей. С этой позиции он подробно остановился на механизме выборов в различных странах – вопросе, представлявшемся составителям русского конституционного проекта далеко не первостепенным и скорее даже техническим. Еллинек, выступивший против осуществления выборов по «системе записочек», предпочитал порядок, установленный в Сербии (где используются шары) или в Бельгии (где кандидаты расположены в известном порядке, и избиратели ставят крестик напротив их имен). Поэтому простое заимствование западных образцов нежелательно, хотя «можно было бы придумать что-нибудь подобное и в России» – с учетом ее специфики. Эти идеи оказались вполне правомерными, и в дальнейшем порядок выборов очень подробно обсуждался в русской юридической литературе.
Отрицательное отношение Еллинека к конституционному проекту группы «Освобождение» не нашло понимания у его авторов, связанных решением чисто политической задачи. Пытаясь преодолеть растущие разногласия, Кистяковский (считавший позицию ученого из Германии излишне умеренной и даже реакционной) предложил компромиссную форму его участия в обсуждении: «Я посоветовал ему не писать против всеобщего избирательного права, т. к. в России его совсем не захотят слушать. Но зато мы были бы ему очень благодарны, если бы он обсудил чисто государственно-правовые вопросы об отношении к Финляндии и Польше и т. д.» По этим вопросам, как мы видели, различие позиций также довольно ощутимо. В результате Еллинек отказался писать о российской конституции, «так как его только будут ругать, а пользы никакой».
Сходную по многим параметрам оценку конституционного проекта «освобожденцев» дал и М. Вебер. В его трудах идеи русских конституционалистов также рассматриваются скорее как некий политический идеал, который вряд ли может реализоваться в политической практике мнимого конституционализма. Информируя Струве о переговорах с Вебером, Кистяковский отмечает его умеренную позицию: «Он настолько интересуется русским освободительным движением, что начал изучать русский язык и прочитал со словарем несколько статей из „Освобождения“. Когда я летом заехал к нему, он, между прочим, тоже возмущался безграничным радикализмом программы „Союза Освобождения“». Тем не менее Вебер сочувствовал целям русского освободительного движения и принимал даже косвенное участие в распространении журнала «Освобождение» в Германии, сообщив Кистяковскому адреса магазинов, которые могли бы заинтересоваться русскими изданиями.
Особый вопрос об отношении русской эмиграции к проекту конституции тоже отражен в переписке. Кистяковский предлагает направить экземпляр проекта в Юридический семинар Гейдельбергского университета. Его в этой связи интересует также доставка в Германию специального издания материалов по выработке русской конституции, где публикуется и проект группы членов Союза освобождения. Кистяковский активно вел переговоры с рядом немецких издательств (в том числе с Дитцем) о перспективах издания. Существенную роль играл Богдан Александрович и как посредник в передаче материалов «Освобождения» в Россию и, в частности, на Украину. В ряде писем он просит, например, прислать ему номера журнала на тонкой бумаге «для удобства транспортировки в Россию». Сообщая в другом случае о намерении редакции «Киевских откликов» осветить проблему конституционализма, он просит дополнительных материалов: «Редакция затеяла издавать тексты европейских конституций дешевыми брошюрками, теперь она решила присоединить издание брошюр по конституционным вопросам». Однако, оценивая свой вклад в разработку конституционного вопроса, он отмечает: в Германии «я буду даже полезнее для русского движения, чем живя в России». Особые надежды возлагались при этом на Гейдельберг, «ввиду читальни и русского общества». Рассмотренные документы показывают, таким образом, широкое распространение и обсуждение освобожденческого проекта конституции и в то же время достаточно осторожную, если не критическую реакцию на него со стороны западной науки. Будучи вдохновлен лучшими европейскими конституционными образцами, русский проект оказывался, по мнению критиков, слишком декларативным в отношении специфических проблем Российской империи.
Интересны идеи Кистяковского-ученого о том, что между абсолютно-монархическим и правовым государством нет непреодолимой грани, но есть момент перехода, вхождения в новое состояние. Конституционное государство после своего формального учреждения далеко не сразу становится таковым. С другой стороны, абсолютная монархия в определенный момент уже содержит новые институты. Переходное состояние может
