Моя последняя любовь. Философия искушения - Джакомо Казанова
Вряд ли можно было придумать что-нибудь проще сей истории, рассказанной с истинным простодушием, словно моя новая знакомая говорила мне: «Я связала себя с вами в единственной надежде улучшить свое положение». Но самолюбие ослепляло меня, и я имел глупость видеть признаки чувства там, где был лишь расчет. В двадцать лет, никогда не выезжавшая из Бреслау, мадемуазель Матон испытывала естественное желание повидать мир, путешествуя на мой счет. Но для меня красивая женщина и любовь – это все. Я решил ничего не требовать, пока не увижу, что ее желания сходятся с моими.
Под вечер мы приехали на почтовую станцию и решили провести там ночь. Я заказал ужин. Матон, умиравшая от голода, ела с аппетитом и неумеренно для не привыкшей к вину девице пила. Видя, что она уже валится под стол, я отправил ее в постель. Она лепетала благодарности и извинения и безуспешно боролась со сном. Я узнал, что предыдущую ночь она не сомкнула глаз, а два последних дня сидела на хлебе и воде. С превеликим трудом она забралась на кровать и разделась только благодаря моей помощи. Я устроился рядом и проснулся лишь в пять часов утра. Матон все еще спала. Я быстро разбудил ее, она сразу встала и робко спросила, не хочу ли я поцеловать ее, после чего получила вместо одного поцелуя два. Затем мы продолжили наше путешествие в Дрезден.
По прибытии в сей город я прежде всего поспешил к моей матушке. Ее не было в столице, но я застал своего брата Джованни и его жену римлянку Терезу Роландо. После обеда я отправился в Итальянскую Оперу, где в гостиной шла игра, но соблюдал осторожность, не желая рисковать своими средствами, поскольку у меня было, самое большее, восемьсот дукатов, которые следовало сохранить на возможно долгое время.
Красота Матон и обстоятельства путешествия ускорили развязку.
На следующее утро мы уже были лучшими в мире друзьями. Я провел весь день в заботах о ней: надобно было купить рубашки, шляпы, юбки, туфли и еще тысячу прочих предметов. Когда ко мне приходили с визитами, я отсылал ее в другую комнату, а уходя сам, не велел никого принимать. Иногда я вывозил ее на прогулку за город, и только в это время она имела возможность разговаривать с теми, кто подходил к нам.
Сии довольно тщательные с моей стороны предосторожности заинтриговали целую толпу молодых офицеров и в особенности одного, графа Беллегарда, который льстил себя надеждой взять крепость с первого приступа. Этот молодой и богатый красавец явился ко мне как раз в ту минуту, когда мы садились за стол, и я принял его без всякого удовольствия. Он попросил позволения присоединиться к нам, на что я никак не мог ответить отказом. Беллегард, хотя и держался в границах пристойной беседы, но время от времени позволял себе солдатские шутки. Матон в этих случаях отвечала сдержанной улыбкой, сохраняя достоинство. После обеда я имел обыкновение отдыхать и потому без церемоний просил графа оставить нас.
– А мадемуазель разделяет вашу сиесту? – спросил он, улыбаясь.
После моего утвердительного ответа граф взял перчатки и шпагу и пригласил нас к обеду на следующий день. Я ответил, что еще не вывожу в свет свою возлюбленную, но если он согласен довольствоваться незатейливыми кушаньями, всегда буду рад принять его, а он сможет побыть в обществе Матон. Граф не нашелся, что ответить, сделал серьезный вид и холодно удалился. О нем не было слышно целых восемь дней.
Матушка моя возвратилась из деревни, и я отправился повидать ее. Она занимала третий этаж соседнего дома, и из ее окон можно было видеть все, что делается в моей комнате. Вообразите мое удивление, когда я заметил, как Матон, стоя у окна, переговаривается с Беллегардом, оказавшимся в комнате, расположенной рядом с моим апартаментом. Сие открытие развеселило меня, поскольку сам я оставался незамеченным. Однако, не желая быть обманутым, решился я действовать без промедления. Когда за обедом у нас разговор зашел о графе, я небрежно заметил:
– Мне кажется, господин Беллегард влюблен в тебя.
– Ба! Вы прекрасно знаете, что молодые офицеры волочатся за всеми девицами подряд, таков уж у них обычай. Вот и граф увлечен мною не более, чем любой другой.
– Неужели! Но разве он не был здесь сегодня утром?
– Он! Каким образом? Неужели вы думаете, что я приняла бы его?
– Значит, ты не видела, как он после парада прогуливался под окнами?
– Честное слово, нет.
Для меня этого было вполне достаточно. Матон беззастенчиво лгала, и не оставалось никаких сомнений, что я окажусь в дураках, если не опережу ее. Я не настаивал и, пребывая в прекрасном расположении духа, даже немного приласкал обманщицу. Потом я отправился в театр, и в картах фортуна все время мне благоприятствовала. К концу второго акта я удалился. Встретив у своих дверей слугу, я спросил его:
– Есть ли на первом этаже другие комнаты кроме моих?
– Да, сударь, еще две.
– Скажите вашей хозяйке, что они мне тоже нужны.
– Невозможно, сударь, со вчерашнего дня они заняты.
– Кем же?
– Одним швейцарским офицером.
Г-н Беллегард был швейцарцем. Я начал с того, что внимательно осмотрел свои комнаты. Не было ничего более легкого, чем перебраться из соседнего окна на мой балкон. Кроме того, комнаты Матон и офицера соединялись запертой лишь на задвижку дверью. Возвратившись, я увидел девицу сидящей у окна. После нескольких малозначительных замечаний я сказал:
– Какой здесь свежий воздух! А у меня можно задохнуться. Не поменяться ли нам комнатами?
Она ничего не ответила.
– Значит, ты не хочешь сделать мне эту любезность, моя дорогая?
Опять молчание.
– Если ты так держишься за эту комнату…
– Вы же прекрасно знаете, кто здесь хозяин.
– В таком случае я лягу тут.
– Сегодня?
– Да, сегодня.
– Как вам угодно. Надеюсь, вы не будете возражать, если я приду сюда утром со своей работой.
По этому ответу я понял, что хитрость Матон не уступает моей, и с той минуты почувствовал к ней бесконечное презрение. Я сразу же велел перенести мою кровать в ее комнату и поставил свое бюро напротив окна. Матон исподтишка наблюдала за всеми этими перемещениями, но плохие для себя новости встретила с добродушием и к ужину не лишилась аппетита. Хорошее вино всегда веселило ее, и перед тем как ложиться, она попросила позволения разделить со мной постель. Я не возражал. Мне был явственно слышен голос Беллегарда и его приятелей, и я полагал, что стану свидетелем, как сосед будет
