Моя последняя любовь. Философия искушения - Джакомо Казанова
– Мне казалось, здесь нет театра.
– Я открыл школу танцев.
– И этого хватает на жизнь?
– Я играю у герцога, и чаще всего мне везет. Но положение у меня ужасное – в Петербурге вместо платы за квартиру я был вынужден написать вексель, который не в состоянии оплатить. Кредитор мой не знает покоя, и не сегодня-завтра я могу оказаться за решеткой. Речь идет о шестистах рублях, а это совсем не пустяк.
– Как же вы расплатитесь?
– Что поделаешь! Наступают холода, и я сбегу в Польшу. Барон Сент-Элен, которого вы видели у герцога, также собирается дать тягу. Вот уже три года, как он проповедует своим кредиторам терпение, и они по горло сыты этим. Нам очень помогает герцог, его дом – единственное место в городе, где можно играть, не опасаясь скандала. Однако, несмотря на любезный прием, денег от него ждать не приходится, он сам весь в долгах. Любовница стоит ему уйму денег и приносит одни огорчения. Она уже два года недовольна, потому что он не женится на ней. Герцог и сам хочет разрешить это дело и предлагает ей в мужья лейтенанта, но дама не согласна меньше, чем на капитана, а всем здешним капитанам достает и одной жены.
Я посочувствовал несчастному Кампиони, но это было все, что я мог сделать для него. Английский банкир Коллинз, с которым я вел кое-какие дела, рассказал, что барон Штенау по прибытии в Лондон был схвачен и повешен за изготовление фальшивых векселей. Через месяц после нашего разговора Кампиони скрылся, не простившись со своими заимодавцами. На другой день за ним последовал и барон Сент-Элен. Добряк Коллинз, которому он был должен тысячу рублей и которого называл своим другом, показывал мне прощальное письмо этой личности, в коем говорилось, что как честный человек он ничего не берет с собой, даже долги.
Я выехал из Риги 15 декабря и направился в Санкт-Петербург, куда прибыл через шестьдесят часов. Расстояние между этими двумя городами почти такое же, как между Парижем и Лионом. Я позволил ехать на запятках своей кареты одному бедному французскому слуге, который безвозмездно служил мне все время путешествия. Три месяца спустя я был немало удивлен, видя его сидящим рядом со мной за столом у графа Чернышева: он сказал, что состоит теперь гувернером графского наследника. Но не будем забегать вперед. В отношении Петербурга я могу рассказать многое, значительно более интересное, чем виденные там мною лакеи в должностях не только княжеских гувернеров, но и повыше.
Санкт-Петербург поразил меня своим необычным видом: казалось, будто в европейский город переселены колонии дикарей. Улицы здесь длинные и широкие, площади поражают величиной, дома просторны. Все это ново и грязно. Как известно, сия столица была импровизацией царя Петра Великого, и ее архитекторы с успехом создали подражание европейскому городу. Тем не менее там всегда чувствуется близость пустынных льдов севера. Нева, сонные воды которой омывают стены множества строящихся дворцов и незавершенных храмов, похожа скорее на озеро, чем на реку. Я нанял в гостинице две комнаты с окнами на главную набережную. Хозяин оказался недавно приехавшим из Штутгарта немцем. Легкость, с которой ему удавалось объясняться среди всех этих русских, могла бы показаться удивительной, если бы я заранее не знал, сколь распространен здесь немецкий язык. Местным же диалектом пользуется только простой народ. Хозяин, видя, что я не знаю, как провести вечер, рассказал, что при дворе назначен большой бал на шесть тысяч персон, имеющий продолжиться шестьдесят часов. Я приобрел предложенный мне билет и, нарядившись в домино, направился к императорскому дворцу. Уже собралось все общество, и везде танцевали. Повсюду стояли внушительные буфеты, ломившиеся от такого количества снеди, которое могло бы удовлетворить самые необузданные аппетиты. Зрелище было великолепное и поражало невиданной роскошью обстановки и костюмов. Вдруг до меня донеслись слова: «Посмотрите же на императрицу – она думает, будто никто не узнает ее. Но Орлов следует за нею, как тень, и скоро все поймут, где она».
Я последовал за указанным домино и убедился, что это и в самом деле Екатерина. То же говорили и все маски, делая, однако, вид, будто не узнают ее. Она ходила взад и вперед посреди огромной толпы, то и дело подталкиваемая со всех сторон, что, по всей видимости, не вызывало у нее неудовольствия. Иногда она усаживалась позади какой-нибудь непринужденно беседовавшей группы, рискуя при этом услышать слишком откровенные мнения о самой себе. Но, с другой стороны, было небезынтересно узнать правду, то есть именно то, чего обычно лишены государи. На некотором расстоянии от императрицы я приметил маску колоссального роста и с плечами Геркулеса. Проходя мимо, каждый называл его: Орлов!
В одном из салонов, где исполняли контрдансы, мое внимание привлекла юная особа, окруженная многочисленными поклонниками. Все в этой группе изъяснялись по-французски, и, прислушавшись, я вскоре еще больше проникся любопытством по причине слов и голоса прелестной незнакомки. Она употребляла в точности те же фразы, кои были изобретены мною и распространялись в некоторых парижских кружках. Должен сознаться в своей глупой наивности: видя эту молодую женщину, окруженную важными особами на императорском балу, я сразу же вообразил, будто маска скрывает лицо прелестной герцогини из окружения Людовика XV, у которой возник каприз потанцевать на берегах Невы. С нетерпением ожидал я минуты, когда она соизволит показать себя. Наконец, по прошествии часа она сняла маску, чтобы отдышаться, и я узнал, но кого бы вы думали? Маленькую Барэ, чулочницу с улицы Св. Гонория: семь лет назад я был приглашен на ее свадьбу в Отель-Эльбеф. Каким образом оказалась она в Санкт-Петербурге? Я благословлял сей счастливый случай, тем более что прошедшее после того время нисколько не убавило ее очарования. Все та же ослепительная кожа, прелестные зубки, розовый рот и томные глаза. Это наводило меня на мысль о столь же соблазнительном состоянии сокровенных ее прелестей. Я стремительно подошел к ней, но она сразу же надела маску.
– Слишком поздно, прелестная Барэ, я узнал вас.
Она повернулась ко мне спиной и хотела уйти, но я схватил ее за руку и спросил:
– Почему вы так боитесь? Неужели вы забыли своего друга из Отель-Эльбеф?
Она обернулась и смерила меня взглядом с головы до ног. Чтобы помочь ее смешавшейся памяти, я подсказал:
– А как ваша коммерция? Все еще процветает? Довольны ли вы господином Барэ? Не решился ли он все-таки завести детей?
При этом последнем вопросе она приложила пальчик к губам и, взяв меня под руку, увлекла
