Михаил Девятаев - Николай Андреевич Черкашин
Напарник тоже заметил неладное, в наушниках Девятаева его встревоженный голос:
– «Мордвин», что с тобой? Ранен?
– Есть маленько…
– Домой дотянешь?
– Постараюсь…
– Выхожу из боя! Следую за тобой.
Девятаев дотянул до своей полосы.
М.П.Девятаев:
«В районе Тулы я с напарником Яшей Шнейером ввязался в бой с большой группой фашистских бомбардировщиков. Несколько раз мы заходили в атаку, поливая их пулеметным огнем. Нарушили их строй и одного сбили. Но и я был серьезно ранен в этом неравном бою, а мой самолет подбит. Попал в госпиталь. Обидно и тяжело было отлеживаться в тылу в то время, когда товарищи продолжали биться с врагом. Промучился там 13 дней и, видя, что лечение может затянуться надолго, решил бежать из госпиталя. В одном халате и в тапочках явился в свою часть. Ну и попало же мне тогда от командира и комиссара за этот побег! Но машину в конце концов дали. Я опять в строю».
Так оно и было. Как можно отлеживаться в койке, пусть даже и госпитальной, когда в это время товарищи уходят в бой, ловят в прицелы вражеские машины, уворачиваются (а то и не уворачиваются) от огненных трасс. Они воюют, а ты лежишь – хоть и не по своей воле, а все равно лежишь… Сознавать это было невыносимо, и через неделю «курортной» жизни он стал донимать лечащего врача одним и тем же настырным вопросом: «Когда в строй?!» К исходу второй недели Девятаеву показалось, что рана на ноге вполне поджила и ошиваться в госпитале – это вид легального дезертирства. А тут еще начальник госпиталя во время ежедневного обхода раненых категорически настаивал: как минимум полтора месяца на долечивание.
Это был удар! Да за полтора месяца столько немецких самолетов можно сбить! Это стало последней каплей. Девятаев решает сбежать из госпиталя в родной полк. Не выдадут гимнастерку, фуражку, сапоги? Да его и в халате там примут!
Девятаев покидает госпиталь и отправляется искать аэродром истребительного полка в халате и тапочках. А поскольку документы в лечебной части, то и без документов. А передвигаться в прифронтовой полосе без документов – это особый риск. Тебя любой комендантский патруль может арестовать. Но, как известно, смелость не только города берет, но и помогает избегать всевозможных неприятностей.
В халате и тапочках он предстает перед изумленным командиром полка. Изумление командира сменяется возмущением:
– Ты что, думаешь, в таком виде я тебя в самолет посажу?! В тапочках немцев будешь сбивать?
– Товарищ командир, я свою форму найду и восстановлю.
– Ты себя сначала восстанови, а потом за штурвал. Где медицинское свидетельство о допуске к полетам?!
– Я еще не успел его оформить.
Подошел комиссар полка и тоже взъярился:
– Решил, что мы без тебя тут не справимся? Аника-воин нашелся! Спасать нас явился!
Девятаев растерялся, попав под перекрестный огонь двух главных своих начальников, он понял, что совершил мальчишескую глупость. В халате и тапочках посреди аэродрома он был просто жалок. И отцы-командиры сменили гнев на милость: парень ведь в родной полк явился, а не к бабам на гулянку сбежал.
– Ладно, долечишься в полку. А потом на медкомиссию. И только после этого в строй. Ясно?!
– Так точно, товарищ командир! – повеселел Девятаев.
Со своим полковым врачом он быстро нашел общий язык. Через неделю начальник медслужбы истребительного полка признал его годным к полетам на «яках». К тому времени и форменную одежду из госпиталя доставили, и документы.
В строй! В бой! В небо!
В строю Девятаев пробыл недолго – до конца сентября. На десятый день сентября лейтенант Девятаев под Ромнами сбивает еще один немецкий самолет – Ю-88. Вот как это было:
«23 сентября 1941 года мне было поручено срочно доставить важный пакет в штаб действующих наземных войск. Благополучно сделав посадку на шоссейную дорогу, я передал пакет по назначению. На обратном пути мне предстояло разведать дороги, идущие на Прилуки и Ромны. По ним двигались немецкие войска и техника. В стороне я увидел до десятка „мессершмиттов“, поочередно заходивших на какую-то цель. Обидно стало, что они так безнаказанно хозяйничают на нашей земле. Решил внезапно атаковать их. Зашел со стороны солнца так, что они меня не видели, и не раздумывая бросился в атаку. В прицеле у меня мелькнул один из „мессершмиттов“. В тот же миг я нажал на гашетку пулемета. „Мессершмитт“ кувыркнулся, а затем задымил, выбросил из себя сноп пламени и повалился вниз. Но пока я ловил в прицел следующий истребитель, остальные атаковали меня со всех сторон. Белые полосы трассирующих пуль и снарядов скрещивались надо мной, самолет дрожал от попаданий в плоскости и фюзеляж. Я был ранен в правую ногу. Кое-как удалось вырваться из огненного кольца. Постепенно снижаясь, постарался уйти от преследователя.
Выйдя из боя, перевязал ногу ремешком от планшета, чтобы хоть немного остановить кровотечение. Неподалеку увидел заброшенный аэродром. Решил сесть. Но когда выпустил шасси и пошел на посадку, увидел группу женщин, которые махали платками: „Не садись! Здесь немцы! Скорее улетай!“ Я понял их сигнал. Снова набрал высоту и еле-еле дотянул до аэродрома. Произвел посадку и тут же потерял сознание от большой потери крови. Командир эскадрильи, Владимир Иванович Бобров, дал свою кровь, и мне влили ее прямо на плоскости самолета. Вскоре я пришел в сознание и был отправлен в госпиталь».
Глава седьмая
Небесный тихоход
Медсанбат… Белый ад военных мучеников. Крики, вопли, стоны раненых, у которых под «крикоином» ампутировали раздробленные руки, ноги… Девятаева привезли вовремя и вовремя сделали все необходимые инъекции, чтобы не развилась гангрена. Напомним, пенициллина тогда не было, его откроет врач Зинаида Ермольева спустя два года. А пока вся надежда была на природные силы молодого организма и на врачей госпиталя. Госпиталь не медсанбат, и Девятаева всерьез подлечили. Организм деревенского парня не подкачал, однако правая нога слушалась плохо. С такой ногой в тапочках в полк не сбежишь. Девятаев хромал. Хромых летчиков не бывает. Алексей Маресьев еще не совершил свой выдающийся подвиг.
И вот наступил судный день – летная медкомиссия. Как ни пытался Михаил скрыть хромоту, но за столом сидели опытные медики и бывалые летчики.
Председатель медкомиссии подполковник медицинской службы с серебряным ежиком волос сочувственно спросил:
– На чем летали?
– На истребителе.
Подполковник невесело усмехнулся:
– Ну какой теперь из тебя истребитель – с такой ногой? А? В пехоту и то не возьмут.
– Товарищ подполковник, я
