Михаил Девятаев - Николай Андреевич Черкашин
24 июня 163-й полк сбил 21 вражеский самолет. Такое количество боевых машин нам не всегда удавалось сбивать даже всей дивизией во вторую половину войны, когда с теми же „юнкерсами“ и „мессершмиттами“ мы воевали уже не на „чайках“ и „ишаках“, а на „лавочкиных“ и „яках“. В небе было черно от фашистских самолетов, и, какую бы задачу мы ни ставили летчикам, все, по существу, сводилось к одному: сбивать! Другими словами, в те дни ни одну задачу – на штурмовку, на прикрытие, на разведку – нельзя было выполнить, не проведя воздушного боя. Тот же комэск Плотников через несколько дней после упомянутой схватки с 26 истребителями, которую он провел со своими товарищами – летчиками Цветковым, Пономаревым и Девятаевым, – на моих глазах разогнал не менее 20 бомбардировщиков над Могилевом. Каждый летчик в те дни действовал на пределе своих сил, а предела этого, как оказалось, не было. Пределом могла стать только смерть в бою. Почувствовав организованное сопротивление в воздухе, немцы обрушились на наши аэродромы. В те самые тяжелые для нас дни мы теряли машины не столько в воздухе, сколько на земле. У нас не хватало сил прикрывать свои аэродромы, мы не умели маскироваться и единственное, что делали, – растаскивали самолеты по краям летного поля или под деревья (как правило, аэродромы бывали возле леса). И, меняя грунтовые площадки, похожие одна на другую, мы отходили…»
В промежутках между вылетами летчики дремали прямо в кабинах, ожидая, пока самолет будет заправлен. Усталость часто пересиливала нервное напряжение, и тут же, в кабине, летчик засыпал. Полковой врач привычно и деловито подносил к носу спящего тампон, смоченный нашатырем. Тогда летчик, вскинув голову, выруливал на полосу, словно и не спал минуту назад… И снова в небо, и снова в бой!
В июле 1941 года в боевой жизни Девятаева произошло очень важное для него событие – он пересел с устаревшего И-16, «ишака», на новейший, только что поступивший в войска истребитель Як-1. И не просто пересел, а получил его как награду за отвагу в воздушных боях. В их могилевский истребительный полк пришло всего три машины. И одну из них доверили ему, весьма молодому еще летчику, младшему лейтенанту. Девятаев поверить не мог, что теперь он будет выжимать пятисоткилометровую скорость. Ни один фашист не уйдет от него!
Первую машину передали лично командиру эскадрильи капитану Плотникову. Второй истребитель получил командир звена старший лейтенант Носовец. А третью – он, Девятаев. Выходит, после комэска и командира звена он лучший летчик во всей эскадрилье?
И командир полка подтвердил это перед всем строем. Было от чего загордиться, задрать нос. Но это было совершенно не в его характере. Каким он был, простецким парнем с душой нараспашку, таким и остался.
Новый самолет, новый механик, новые возможности в небе…
Первый месяц войны истребительный полк дрался с немецкими асами без передышки. Каждый день дежурные звенья, сменяя друг друга, поднимались в воздух по пять-шесть раз и вступали в бой с превосходящими силами люфтваффе. Иногда для сопровождения наших бомбардировщиков или для перехвата самолетов противника с аэродрома взлетала и уходила на запад целая эскадрилья.
В конце июля 1941 года большую группу летчиков из могилевского полка неожиданно вызвали в Москву. Был в списках вызванных и лейтенант Девятаев.
В столице в торжественной обстановке состоялось награждение орденами и медалями тех, кто отличился в первые дни войны. В этот день Михаил Девятаев получил свою первую награду – орден Красного Знамени.
На шестой день войны немцы, несмотря на героическую оборону города, вошли в Минск. Этот факт привел в ярость и Сталина, и Гитлера. У фюрера это была первая вспышка негодования: Минск был взят на сутки позже предписанного планом «Барбаросса» срока. Сталин не мог понять, почему советские войска не смогли удержать Минск. Несколько дней он пребывал в полном шоке. Судьба командующего Западным фронтом генерала армии Павлова, начальника штаба генерала Климовских и еще двенадцати военачальников была предрешена: их расстреляли спустя месяц после начала войны.
За Минском открывались Смоленск и Тула. А за ними – Москва. «Сердце Родины моей», как пелось в песне. Сердце надо было прикрывать. И могилевский полк перелетел под Тулу. Здесь, получив еще несколько «яков», истребители стали прикрывать небесные пути на Москву. Задача была проста и насущна – не допускать к столице немецкие бомбардировщики, которые в августе 41-го то и дело прорывались в московское небо. Искали Кремль, хорошо замаскированный, искали другие важные цели, но зенитчики и истребители заставляли их ломать строй и сбрасывать бомбы куда попало. Но попадало на жилые кварталы, гибли люди, горели дома… Москвичи уповали на своих, советских летчиков, как на ангелов-хранителей. Одним из них был и Михаил Девятаев. К середине августа он совершил десятки боевых вылетов, и почти в каждом ему приходилось вступать в воздушную схватку. Девятаев мужал и закалялся, набирался военного опыта. Теперь его отмечал не только командир эскадрильи, его ставили в пример всему полку.
Но на войне – как на войне. Слава славой, а рулетка судьбы крутилась по-разному. Вот и черный сектор беды…
В конце августа Девятаев в паре с лейтенантом Яковым Шнейером прикрывал от бомбардировщиков Тульский оружейный завод. Однако «юнкерсы» сюда не совались, их притягивала близость Москвы – всего четверть часа полета. Вот и сейчас они, с полным комплектом бомб, уверенно держали курс на столицу. Первое, что делали в таких случаях Девятаев и другие летчики, – старались сломать строй вражеских самолетов. А те шли внаглую – без прикрытия истребителями. Полагали, что всегда отобьются бортовым оружием от немногочисленных советских «ястребков». Но воюют, как известно, не числом, а умением. А умение у Девятаева было отменное, мастерское. Он набрал высоту, и Яков за ним немедленно последовал. Отсюда, с «горки», нападать на бомбовозы было сподручнее. Еще несколько минут – и оба «яка» пошли в атаку. Сверху и целиться было удобнее. И вот уже один из «юнкерсов» с черным дымным следом покинул строй и повернул на запад. Остальные машины сломали строй и повели отчаянную стрельбу из пулеметов. Тем временем истребители круто ушли в небо и, набрав, новую высоту, ринулись во вторую атаку. Они лихо вклинились во вражеский строй, который напоминал теперь стаю переполошенных ворон. Однако огненные трассы потянулись к «якам» со всех сторон. И это было чрезвычайно опасно: уклоняясь от одной, можешь попасть под другую, а третью и вовсе не предугадаешь – откуда она ударит. Тут не столько опыт важен, сколько «ваше благородие, госпожа Удача».
Несколько пуль
