Молотов. Наше дело правое [Книга 2] - Вячеслав Алексеевич Никонов
В отчете Центральной ревизионной комиссии Горкин приветствовал разоблачение группы, которая пыталась «свернуть партию с ленинского пути». Ленинградский руководитель Спиридонов подчеркнул персональную ответственность фракционеров «за многие массовые репрессии» и «захват руководства партией и страной для борьбы за сохранение порядков, существовавших в период культа личности». Грузинский лидер Мжаванадзе клеймил «эту жалкую кучку фракционеров, пытавшихся помешать нашему поступательному движению вперед». Первым из тяжеловесов выстрелил Брежнев:
— Как во внутренней, так и во внешней политике они были и остались ревизионистами, сектантами и безнадежными догматиками.
— Скажем прямо — это были опасные для нашей партии дни, — вспоминала Фурцева, приведшая большой список примеров возражений Молотова на заседаниях Президиума ЦК. — Какое великое счастье для нашего советского народа, что в тот момент Центральный комитет партии во главе с нашим дорогим Никитой Сергеевичем оказался на высоте своего положения и сумел разгромить антипартийную группу.
Микоян назвал Молотова «главным идеологом» фракционной деятельности, который подрывает основы партийной идеологии, не признавая окончательной победы социализма и скорой коммунистической перспективы. Из зарубежных деятелей комдвижения сочли нужным (или исполнили просьбу) ударить по антипартийной группе Янош Кадар, Тодор Живков, Морис Торез. Ветераны комдвижения — Чжоу Эньлай, Долорес Ибаррури, Ким Ир Сен, Хо Ши Мин и другие тему, естественно, обошли.
— Эта презренная группа оторвавшихся от народа фракционеров, как известно, упорно противодействовала проведению таких жизненно важных и горячо одобряемых всем советским народом мероприятий, как освоение целинных земель, перестройка руководства промышленностью и строительством, развертывание внутрипартийной демократии, восстановление революционной законности, — утверждал Суслов.
— Они пытались вновь нарушить восстановленные ленинские нормы в партийной жизни и государственной работе, боролись за сохранение старой, изжившей себя экономической политики в области сельского хозяйства и промышленности, — говорил Косыгин[1531]. Который вскоре осудит и пересмотрит экономическую политику Хрущева.
Единственным представителем высшего руководства партии, не помянувшим недобрым словом Молотова и его коллег по антипартийной деятельности, оказался Громыко. Разоблачению антипартийной группы были посвящены выступления заведующего Агитпропом ЦК Ильичева и главного редактора «Правды» Сатюкова, которые рассказали делегатам о наличии замечаний Молотова к Программе КПСС, не сильно вдаваясь в детали.
— Кучка фракционеров, привыкших к затхлой обстановке культа личности, как болотные обитатели привыкают к тине и грязи, встретила новый курс партии в штыки, — клеймил раскольников Сатюков. — Идейным вдохновителем антипартийной группы был Молотов. Он так и не смог подняться до уровня политического деятеля ленинского типа, хотя и занимал длительное время высокие посты. Молотов утверждает, будто новая Программа антиреволюционная по своему духу. Это клеветническое, позорное заявление Молотова говорит о том, что он порвал с партией, порвал с ленинизмом.
— Разве может наша великая партия терпеть в своих рядах отщепенцев и раскольников, нагло выступающих против важнейших положений ленинизма, против ленинского курса нашей партии, против великой новой Программы нашей партии, этого теперь уже общепризнанного Манифеста Коммунистической партии нашей эпохи? — вопрошал Поспелов.
«Презренных отщепенцев, фракционеров» ругал зять Хрущева, главный редактор «Известий» Алексей Аджубей:
— Я представляю себе, как сидят они в своих углах — кто работает вполноги, кто на пенсии — и брызжут слюной по поводу нашего XXII съезда. Наиболее злобный из них — Молотов[1532].
Наконец, уже на двадцатом заседании съезда, слово вновь взял Хрущев, который теперь обвинил опальных членов Президиума ЦК в намерении возобновить массовые репрессии.
— Участники антипартийной фракционной группы хотели захватить руководство в партии и стране, устранить тех товарищей, которые выступали с разоблачением преступных действий, совершенных в период культа личности. Антипартийная группа хотела поставить к руководству Молотова… Они готовили расправу над теми, кто отстаивал курс, намеченный XX съездом[1533].
И все эти выступления, содержащие и множество других обвинений, имели целью опорочить главным образом одного человека — Молотова, поскольку все остальные участники «антипартийной группы» изначально признали свои ошибки и покаялись. Он один продолжал отстаивать свою позицию и критиковать Хрущева. Каких переживаний стоили Молотову, его супруге, дочери, зятю эти съездовские дни — одному Богу известно. Бабушка вернулась из Вены совсем седая. А что думал сам Молотов о XXII съезде, нам известно из его записки 1964 года. Главное его отличие от XX и XXI съездов и от июньского пленума 1957 года он видел в том, что впервые «Сталин и его соратники предстают перед нами беспринципными, жестокими и расчетливыми карьеристами, озабоченными только тем, как бы сохранить свою власть и в борьбе за нее беспощадно уничтожающими сотни своих мнимых и не мнимых соперников — лучшие, преданнейшие Советской власти и советскому народу кадры партийных, государственных и военных деятелей. Люди, которые на протяжении всех 30 лет Советской власти, вплоть до июньского пленума ЦК КПСС, составляли ядро Центрального Комитета, предстают перед нами оголтелыми и отъявленными врагами народа».
Из этого Молотов заключал: «Если на минуту предположить, что Сталин и его ближайшие соратники сознательно, в карьеристских целях подвергали физическому уничтожению (или, что все равно, закрывали глаза на это) ни в чем не повинных видных деятелей нашей партии и государства, то вольно или невольно, хотим мы этого или не хотим, мы должны будем прийти к выводу о том, что оставшиеся в живых или не репрессированные в период культа личности Сталина видные руководящие деятели нашей партии и государства, среди которых, кстати говоря, и большинство нынешних членов ЦК и Президиума ЦК, — это не лучшие кадры нашей партии и государства, что это люди, уцелевшие лишь потому, что они не представляли в глазах Сталина или Молотова, Кагановича, Ворошилова и Маленкова опасности их карьеристским, антипартийным, антинародным и антисоветским делам»[1534]. Но огорчать партийное руководство столь неожиданным выводом Молотов публично не стал.
Напротив, как образцовый коммунист, подчиняющийся решениям высшего органа партии, 3 ноября Молотов писал в ЦК: «Полностью признаю как соответствующую основам марксизма-ленинизма правильность генеральной линии партии на развернутое строительство коммунистического общества в СССР и на неуклонное проведение политики по обеспечению международного мира и предупреждения войн, а также желаю дальнейших успехов в строительстве социализма странам социалистического лагеря. В продолжение всего периода моего пребывания в рядах партии, начиная с 1906 года, всегда и непрерывно вел активную работу в рядах партии и под ее руководством, не участвовал ни в
