Моя последняя любовь. Философия искушения - Джакомо Казанова
– Предполагаете ли вы оставаться здесь на карнавал?
– С позволения Вашего Превосходительства.
– Сие зависит лишь от вашей благонравности.
– Если не считать кое-каких мелких слабостей, мое поведение всегда безупречно.
– Но есть слабости, которые у нас не дозволяются. Вы уже видели кавалера Осорио?
– Я рассчитываю засвидетельствовать ему свое почтение сегодня или завтра.
– Сделайте любезность, передайте от меня поклон. – С этими словами он позвонил, и я удалился.
Кавалер Осорио принял меня в департаменте иностранных дел со знаками величайшего благоволения. Когда я рассказал ему о своем визите к викарию, он с улыбкой спросил, расположен ли я подчиниться запрету видеться без помех с моей любовницей.
– Да, – отвечал я, – поскольку сам предмет уже не интересует меня.
На что он возразил:
– Ваше безразличие может рассердить поставленного при ней неподкупного стража.
Я понял его, однако же запрещение бывать наедине с Кортичелли и в самом деле устраивало меня. Имея некоторую склонность к скандальным происшествиям, я не сомневался, что возникнут всяческие толки, и мне было любопытно, что из всего этого получится.
Мои приключения в Лондоне
1763 год
Англия имеет свое особенное лицо, совершенно отличное от государств континента. Это страна дождей и туманов, где солнечный свет кажется проникающим как бы сквозь промасленную бумагу. Нужно долгое время прожить на Британских островах, чтобы привыкнуть к здешнему климату, и в особенности к характеру самих англичан. Когда вступаешь на землю Британии, к горлу подступает тошнота из-за отвратительного запаха, исходящего от моря, избежать которого нельзя никакими средствами. Он пронизывает все: хлеб, мясо и даже напитки, за исключением самых лучших вин; исходит от белья и посуды. В Англии везде чувствуется близость и влияние моря. Весь народ буквально пропитан им – это истинная нация моряков. Вследствие общего для всех народов предрассудка англичане льстят себя мыслью, что по сравнению с остальными обитателями земного шара они принадлежат к высшей расе.
По дороге от Дувра к столице я имел случай наблюдать красоту ландшафтов, исправность домов и царящие повсюду порядок и величайшую чистоту. Не прошло и шестнадцати часов после отъезда из Дувра, как мы уже были в Лондоне.
Я взял трость и шляпу и, выйдя на улицу, пошел куда глаза глядят. По своему неведению я попал в кофейню «Оранж» – нечто среднее между таверной и погребком, где собирались все проходимцы из Италии, равно как и со всего света. В Лионе мне говорили об этом заведении и советовали избегать его. Однако же каприз судьбы словно за руку привел меня именно туда. И вот я сижу в углу перед графином лимонада, а какой-то незнакомец подошел читать около моей свечи. Сия личность держала в руках карандаш, зачеркивала некоторые слова, добавляя другие. Я приметил, что газета у него итальянская, а вся правка – сплошные ошибки. Мое чувство пуриста не могло этого вынести:
– Как, сударь, уже четыреста лет anchora пишется без h, а вы позволяете себе вставлять его!
Он посмотрел на меня с улыбкой и отвечал:
– Согласен и готов присоединиться к вашему мнению, хотя здесь на моей стороне авторитет Боккаччо.
– Поскольку вам известен сей автор, я вынужден просить прощения. Сударь, конечно, ученый?
– В некотором роде. Мое имя Мартинелли.
– Уж не родственник ли Кальсабиги?
– Его самого.
– Я с наслаждением читал ваши сатиры.
– С кем имею честь?
– Кавалер де Сенгальт. Скажите, скоро ли будет завершено ваше новое издание «Декамерона»?
– В самое ближайшее время. Однако мне недостает того же, что и большинству полезных книг, – подписчиков.
– Не угодно ли подписать меня?
– С превеликим удовольствием. Вот абонемент на одну гинею.
– Дайте мне два. Кстати, не можете ли сказать, как называется эта кофейня?
– Так вы только вчера приехали?
– Сегодня.
– Судьба привела вас в самое дурное место столицы. Однако вы только что прибыли, и вам будет трудно найти свой дом. Позвольте проводить вас.
По дороге я заметил ему:
– Сие заведение, по вашим словам, отменно скверное, однако же встретившись там с вами, позволю себе усомниться в этом.
– Я бываю там потому, что, как говорит Ювенал, путешественник без гроша может не страшиться воров. Здешние завсегдатаи никогда не разговаривают со мной, да это бы и бесполезно – я не та дичь, за которой стоит охотиться. Проведя в Лондоне четыре года, я ни у кого не бывал, исключая лорда Спенсера. Мое любимое занятие – литература. С него мало доходов, но я удовлетворяюсь самым необходимым. Слуга, хорошая комната и обед в таверне – вот все мои нужды. Подобно Симониду после кораблекрушения, я все ношу на себе. Этот костюм и полдюжины рубашек составляют единственное мое имущество. Как сказал Гораций: «Удовлетворяюсь малым и не прошу у богов большего».
Сей человек понравился мне, к тому же он прекрасно говорил по-тоскански. Я спросил у него совета касательно принятого в Лондоне образа жизни, сообщив ему при этом о моих средствах и о том, сколько собираюсь пробыть здесь.
«Прежде всего, – сказал он, – надобно нанять полностью обставленный дом. Там вы будете вполне свободно распоряжаться самим собой, как англичанин, ибо единственное ограничение составляет в этой стране закон». Он тут же свел меня на Пэлл-Мэлл, где я за двадцать гиней в неделю нанял целый дом с полной обстановкой. Там можно было вполне поместить всех моих знакомых, ибо в нем имелось шестнадцать комнат и восемь спален о двух кроватях каждая. Я получил в пользование множество всякого имущества, в том числе и посуду отменной работы. Почтенную даму, показавшую нам апартаменты, я оставил у себя на должности экономки.
Я отправился к венецианскому резиденту синьору Кулатто и подал ему рекомендательное письмо синьора Моросини. Он долго читал его, а потом сказал ледяным тоном:
– Все это превосходно, и я весьма рад видеть вас. Чем могу быть полезен?
– Соблаговолите представить меня ко двору.
– С аудиенцией у короля, не так ли? – отвечал он, громко расхохотавшись. Я не стал ждать, пока он успокоится, и предоставил его собственному веселью. С тех пор я и близко не подходил к этому дому.
У меня было также письмо г-на Шовелена к французскому посланнику г-ну де Гверчи. Его Превосходительство оказал мне любезнейший прием и оставил обедать. У него я впервые увидел кавалера д’Эона, состоявшего тогда секретарем посольства. Этот кавалер при всех своих мужеских формах имел