Моя последняя любовь. Философия искушения - Джакомо Казанова
Один богатый коммерсант, влюбившийся в мадам д’Аше еще восемнадцать лет назад, видя ее вдовой и не потерявшей своих прелестей, предложил руку и сердце. Одновременно к Мими посватался молодой адвокат. Обе женщины опасались последствий моей нежности и поспешили согласиться, тем более что и партии были вполне приемлемы. Меня встретили всем семейством как почетного гостя, но, видя, что буду лишь мешать дамам и скучать в ожидании благоприятного случая, я распрощался с ними и на следующий день возвратился в Зульцбах, где нашел одну очаровательную женщину из Страсбурга, мадам Зальцман, и трех-четырех игроков, делавших вид, что приехали пользоваться водами. Рядом с ними показывали себя и несколько дам.
Одна из них, мадам Сакс, была словно создана для поклонения влюбленных мужчин. К сожалению, помехой сему являлся некий ревнивый офицер, ни на минуту не спускавший с нее глаз и всем своим видом угрожавший каждому, кто приближался к ней. Этот офицер много играл в пикет, но требовал непременного присутствия мадам рядом с собой. Сама же она, по всей видимости, с удовольствием исполняла отведенную ей роль.
После обеда я обычно составлял ему партию, и так продолжалось в течение пяти или шести дней, пока, наконец, у меня окончательно не исчезло желание играть, поскольку каждый раз повторялось одно и то же – выиграв дюжину луидоров, он поднимался и оставлял меня с носом. Звали этого офицера д’Энтраг. Несмотря на некоторую худобу, он отличался красотой и не был лишен ума и обходительности.
Мы не играли уже два дня, когда однажды он подошел ко мне и спросил, не желаю ли я получить реванш.
– Меня это нисколько не заботит, тем более что у нас совершенно разные взгляды на игру. Я играю ради собственного удовольствия, поскольку карты забавляют меня сами по себе, вы же стремитесь только к выигрышу.
– То есть как? Вы оскорбляете меня.
– Я не хотел вас обидеть, но всякий раз, когда мы составляем партию, вы покидаете меня по прошествии часа.
– Это должно радовать вас. Иначе при ваших способностях вы проигрались бы куда больше.
– Вполне возможно, но у меня на этот счет другое мнение.
– Я могу доказать, что вы ошибаетесь.
– Согласен. Но первый, кто прекратит игру, платит пятьдесят луидоров.
– Принимаю с одним условием: деньги на стол.
– Иначе я не играю.
Я велел подать карты и принес четыре или пять свертков по сто луидоров. Мы сели в три часа и начали, ставя пять луидоров за сотню. В девять часов д’Энтраг заметил, что можно было бы поужинать. «Я не голоден, но вы можете встать из-за стола, если хотите, чтобы выигрыш достался мне». Он рассмеялся, и игра продолжалась. Его красавица решила обидеться на меня, но я не обратил на это внимания. Зрители пошли ужинать и, возвратившись, составили нам компанию до полуночи, когда мы остались наедине. Д’Энтраг, почувствовавший, в какое дело он ввязался, не произносил ни слова. Игра шла молча. В шесть часов начали появляться лечащиеся водой, и все восхищались нашею настойчивостью. На столе кучей были навалены луидоры: я проиграл сотню, тем не менее игра шла в мою пользу. В девять пришла прекрасная Сакс и почти сразу же после нее – мадам д’Юрфэ с г-ном Шаумбургом. Дамы в один голос советовали нам выпить по чашке шоколада. Д’Энтраг согласился первым и, думая, что я уже при последнем издыхании, сказал:
– Договоримся, первый, кто попросит еду, заснет или будет отсутствовать больше четверти часа, считается проигравшим.
– Ловлю вас на слове и согласен с любым другим утяжелением условий.
Подали шоколад, и после него игра продолжалась. В полдень нас позвали к обеду, но мы в один голос отвечали, что не чувствуем аппетита. Еще через четыре часа мы дали уговорить себя съесть по чашке бульона. Когда наступило время ужина, все начали склоняться к мнению, что дело принимает серьезный оборот, и мадам Сакс предложила нам поделить пари. Д’Энтраг, выигравший сто луидоров, не возражал, однако я воспротивился такому решению, и барон Шаумбург поддержал меня. Мой противник мог уступить пари и все равно остался бы в выигрыше, однако жадность удерживала его более, чем самолюбие. Я же, напротив, не был безразличен к потере, но сравнительно мало заботился о пари. У меня сохранился свежий вид, в то время как он был похож, из-за усилившейся худобы, на выкопанный труп. Так как мадам Сакс настаивала, я ответил, что сам в полном отчаянии от невозможности удовлетворить просьбу очаровательной женщины, которая во всех отношениях заслуживает намного больших жертв. Однако я решился победить и уступлю только в том случае, если свалюсь замертво.
Говоря так, я имел две цели: напугать и рассердить д’Энтрага своей решительностью, возбудив ревность. Это давало мне надежду на ухудшение его игры. Мне хотелось не только выиграть пари, но и доказать, что в игре я сильнее. Прекрасная мадам Сакс посмотрела на меня с презрением и ушла. Однако мадам д’Юрфэ, не сомневавшаяся во мне, отомстила ей, сказав д’Энтрагу: «Боже мой, сударь, как мне вас жаль!»
После ужина общество уже не возвратилось, и нас оставили разрешать спор наедине. Мы играли всю ночь, и я следил за лицом своего противника с не меньшим вниманием, чем за его картами. Он уже не мог сопротивляться усталости и делал одну ошибку за другой, путал карты
