Дмитрий Петров - Василий Аксенов. Сентиментальное путешествие

Вот с чем столкнулся Аксенов. После он скажет так: на деле было смешнее. А пока сочиняет.

There was a man in well known a nation,Не was worth of a modest quotation.Having beer once he said:You can grasp outset,You cannot understand termination.

По-русски это могло бы звучать… Ну как-то вот так, что ли:

Жил-был дяденька в некой известной стране,Был он скромной цитаты достоин вполне.Как-то сидя за пивом,Рек: начало – красиво.Но, ей-Богу, финал не по мне.

«Кесарево свечение» – последний американский роман Аксенова. Его литературный друг-гротеск показал себя в жизни: в начале XXI века он пережил то же, что в СССР в конце века XX: его не печатали. При этом издатели в России были рады ему и его книгам. Продавались они хорошо.

А сентиментальное путешествие продолжалось.

12

Аксенов уже задумывался об отъезде из Америки.

Возможно, впервые всерьез, когда его и всю семью постигло тяжкое горе.

В 1999 году погиб Иван – внук Майи и друг Василия Павловича. В книге «Американская кириллица», где Ивану посвящена отдельная глава, Аксенов зовет его сыном.

Почти через десять лет после трагедии, беседуя с Ольгой Кучкиной[251], он скажет: «Ему было 26 лет… Мы с ним дружили замечательно. Я хотел взять его на Готланд. Я, когда жил в Америке, каждое лето уезжал на Готланд, в Швецию, там есть дом творчества наподобие наших, и там я писал… На вершине горы, а внизу церковь святой Марии. Когда поднимаешься до третьего этажа, то видишь химеры на церкви, они заглядывают в окна. Я часто смотрел и боялся, что химера заглянет в мою жизнь. И она заглянула. Мне позвонил мой друг Женя Попов и сказал…»

Попав на Запад ребенком, Иван легко усвоил тамошние правила и нравы и, подрастая, всё больше являл собой красивый пример русского американца: учился, трудился, влюблялся, занимался спортом – великолепно освоил сноуборд и серфинг – и был к тому же, как считал Аксенов, очень способным поэтом. Словом, виделся ему юным и подающим надежды байронитом – вероятным наследником мировидения, образа жизни и творческого драйва самого писателя.

Оставив дом, он путешествовал по Штатам с друзьями – американцем и венесуэльцем. Рослые парни, рослый Иван (быть может, читатель угадает его черты в Нике Оризоне – удивительном ребенке из «Редких земель»). Подрабатывали на почте, спасателями на океане и в горах. У Вани была любовь с девушкой-немкой. Но у них что-то не склеилось, и троица двинулась в Сан-Франциско. Там он поселился на седьмом этаже. И однажды вышел на балкон…

В тот день у него были гости – две юные студентки. Они утверждают: ничто в его поведении не пугало и не настораживало, ничто не говорило о депрессии и принятом страшном решении. Он просто вышел на балкон…

Девушки увидели Ваню лежащим на земле. Когда они подбежали, он очнулся и сказал: «Я перебрал спиртного и перегнулся через перила». И умолк.

В 2000 году издательство «ИзографЪ» выпустило книгу его стихов. Тираж ее невелик. Как рассказал мне Виктор Есипов – друг и литературный агент Аксенова, – тексты для сборника переводили он, Михаил Генделев, Анатолий Найман, Татьяна Бек и ее студенты в Литинституте. Аксенов считал: это – поэзия предельного (или беспредельного?) одиночества, тоски по любви.

Она мой последний варяжский корабль.Она торопится к ныряльщику в объятья.Я поднимаю ее на своих плечах…Моя возлюбленная, о да,она – это всё, чем я обладаю,что считаю лучшим в себе. <…>

О ком это? Не о той ли немецкой девушке, которую, как думал Ваня, он потерял?

– И она, – пишет Аксенов в рассказе «Иван», – призналась, когда мы в августе 99-го собрались оплакивать Ваню, что никогда не переставала его любить[252].

Уход Ивана впервые породил у Василия Павловича мысль об отъезде из Америки.

Теперь он думал о нем всерьез.

Но в Штатах его держали: университет (в России он бы никогда не заработал таких денег преподаванием); недвижимость (для человека с его доходами это было самое удачное вложение капитала), стабильность бытия (ни от кого не приходилось ждать подвохов, в то время как в России они могли возникнуть на ровном месте и по любой причине).

Он не был богат. По штатовским меркам, конечно. Но уютно жил в верхней части «среднего класса». Андрей Вознесенский вспоминал, как прилетел из Парижа в Вашингтон и приехал в гости к Василию в новом нейлоновом костюме с искрой. Аксенов показал ему свой «Ягуар»-кабриолет. Поэт подивился. При этом где-то вблизи маячил молодой человек, всё время смотревший на них, не решаясь подойти. Друзья решили: он, видать, любуется машиной.

Аксенов позвал: подходи, мол. И тот подошел. И спросил у Андрея: где вы купили костюм?

Конечно, представить себе Аксенова в костюме с искрой невозможно. Это был не его стиль. Он предпочитал тонкую шерсть, твид, фланель, вельвет, лен и хлопок, джут, парусину, кожу и холст… Главная роль отводилась не лейблу, хотя часто марка одежды или машины сама по себе гарант высокого качества: Brooks Brothers, Barberry, Jaguar – не часто вызывают сомнения. Потому-то Аксенов и сажал героев в эти машины, облачал их в эти одежды: «Элегантный господин… Плащ при ходьбе обнаруживает бербериевскую[253] подкладку. Шарф демонстрирует родство с подкладкой плаща, а… пиджак и брюки явно напрашиваются в родственники восьмиклинному кепи, что же касается… туфель цвета старого бургундского с пунктирным узором, то они говорят сами за себя, то есть завершают этот почти совершенный облик в его динамической гамме». Само собой – в динамической гамме. Ибо именно «мягкого твида кепи-восьмиклинка легким скосом предлагает взгляду некую ненавязчивую дерзновенность».

Дерзновенность не чужда и автору описания. Ведь всё это куплено в «Once is not enough»[254] – в комиссионке. Однако вспомним джазовое верблюжье пальто! И многое прояснится.

Другое дело, смог бы Аксенов разъезжать в «Ягуаре», преподавая литературу в Московском университете? И сравнил бы он МГУ с Парфеноном? Да и хотел ли он жить в Москве?

Да, жилище в столице имелось.

Мэрия предоставила его писателю за десять лет до выхода в России романа «Кесарево свечение»[255]. Взамен изъятой квартиры в Котельниках он получил квартиру в том же доме. № 56. Подъезд, кажется, «В». Помню только, переступал с трепетом.

Мэрия не знала, что дарит писателю нового героя. А заодно и главное место действия будущего романа. Целый этаж! В таком доме. Сталинский небоскреб на брегах Яузы и реки Москвы. Ведь это здесь, а не на Боровицком холме рождался когда-то славный град. Здесь гарцевала средь дубрав княгиня Улита. Здесь возводил частоколы боярин Кучка. Отсюда есть пошла быть матушка-Москва. «Москва-ква-ква». Очередной роман.